— Как-то вы пошутили, что у вас склонность к реликтам, — усмехнулось приведение в кресле. — Вы что-то другое имели в виду?
— Абсолютно, — кивнул Наклз и прикрыл за собой дверь. — Здравствуйте, Георг.
Комната мага выглядела именно так, как должна была выглядеть обитель злого колдуна из сказки. Стены были измалеваны всяческими перевернутыми крестами, пентаграммами, искаженными нордэнскими рунами и прочей «бесовщиной» в обывательском понимании этого слова. У Георга было слишком хорошее образование, чтобы он надеялся извлечь из этой чуши какую-то практическую пользу. Если только Виссэ не пытался напугать персонал, что ему блестяще удалось.
— Хорошая шутка, — Наклз кивнул на измалеванные стены. — А вот то, что вы выкинули в моем доме — очень плохая шутка.
Виссэ растянул губы в улыбке:
— Знаю. Вот так выходит боком приглашение на чай шестилетней давности. Зато у вас было очень забавное лицо.
— Оно скрасит вам смертный час?
— Вряд ли. Смертный час мне скрасит мысль о том, что вы ошиблись куда страшнее, чем я.
— Да неужели? — улыбнулся Наклз. По позвоночнику у него прошел озноб. Математический аппарат, которым владел Георг, в принципе, мог позволить ему сделать некоторые открытия, делать которые совсем не следовало.
— Одна тысяча пятьсот девяносто семь человек, — спокойно сообщил Георг. — Хотите что-нибудь добавить?
Добавить здесь было нечего. Георг и вправду был талантливым магом. Мог бы получить, минимум, второй класс, если бы его учили.
Вот только учить его не могли. Он должен был умереть от туберкулеза. Так решила Аксиома Тильвара и вариативность концовки стремилась к нулю.
— Хочу. Вы больны. И вам никто не поверит.
— Разумеется, я болен. А вот про «поверит» — еще вопрос.
Наклз присел на подоконник. Сквозило безбожно, но задерживаться долго он не собирался.
— Неужели? Вы сидите один-одинешенек в доме, полном выживших из ума стариков, где даже начальство верит в черную магию, и малюете на стенах пентаграммы. Ваши показания будут иметь огромный вес. Скорее всего, их напечатают в юмористической колонке какой-нибудь второсортной газетенки.
— Вы заблуждаетесь, — Георг был совершенно спокоен. Он сплел пальцы, больше похожие на птичьи когти, и даже отчасти добродушно пояснил. — Мгла — хорошее место. Понимаю, вы мне не верите. Но посудите сами. Здесь — я просто шмоток мяса с гнильцой, которое вот-вот начнет разлагаться. Знаете, легочный туберкулез — это очень неприятно, но костный — это еще и очень больно. Вам, наверное, это безразлично, а вот мне пришлось очень хорошо выучить, что такое «ноль целых пять десятых процента социально неблагополучных элементов болеют туберкулезом». Причем, двадцать процентов из этих нуля целых пяти десятых имеют туберкулез костей и хрящей. Морщитесь? Правильно, это омерзительно. Иногда костный и легочный протекают параллельно. Очаровательно, не так ли? Последний год я не могу даже ходить. Коленная чашечка и все такое прочее. А мог быть и позвоночник, так что не жалуюсь. Так вот, Койанисс, Мгла — это единственное место, где все это не имеет никакого значения. Она, как бы это объяснить, сугубо демократична. Ей наплевать, рэдец ты или калладец, есть у тебя гражданство или нет. Она прекрасна.