После отъезда Дэмонры Рейнгольд с удивлением обнаружил, что привык просыпаться под звон бьющейся посуды и трехэтажные конструкции на той части морхэнн, которую в университетах не преподавали. Теперь тарелки лежали в серванте целые и нетронутые, а в квартире стояла тишина. Элемент хаоса, привнесенный темпераментной нордэной, крайне плохо ладившей с кухонной утварью, исчез.
Рейнгольд с некоторым опозданием осознал, что ему даже нравилось, когда Дэмонра в чулках и отобранной у него рубашке лихо скакала по кухне, пытаясь одновременно прибрать осколки и не дать сгореть тому, что она по каким-то непонятным причинам полагала блинчиками. Блинчики эти были в числе самых чудовищных вещей, которые Зиглинд встречал в жизни, и стояли примерно наравне с Циркуляром о кухаркиных детях или тестом Кальдберга. Рейнгольд всегда старался заболтать Дэмонру, чтобы ее кулинарные шедевры сгорели окончательно. Тогда появлялась надежда пойти в ресторацию неподалеку и там все-таки поесть. Теперь тарелки не бились, ничего не горело, не чадило, не взрывалось и вообще лежало там, где Рейнгольд это оставил. Ему даже не требовалось практиковаться в казуистике и изобретать новые и новые предлоги, чтобы отвертеться от ночного кошмара повара, который нордэна отчего-то полагала завтраком. С ее отъездом все вроде бы вернулось на круги своя, но Рейнгольд почему-то не мог отделаться от скверного ощущения, что это не мир пришел в равновесие, а карусель остановилась.
Дэмонра, как ни крути, ему не подходила. Он подходил ей в еще меньшей степени, если такое только было возможно. Брак не понравился бы кесарю. Нордэна бы ни за что не оставила полк. Северянки довольно часто не могли иметь детей. Как юрист, Рейнгольд мог бы назвать еще с дюжину причин, почему эту женщину ему следовало обойти по самой широкой дуге, чтобы всем, кроме него, было хорошо и спокойно. Увы, единственная ситуация, при которой хорошо и спокойно было бы ему, требовала хоть за шкирку, но доволочь Дэмонру до алтаря. Кто кому жизнь погубил или, наоборот, осветил, они успели бы обсудить в старости, но старость он хотел встретить именно в ее компании.
С Дэмонрой все вечно шло кувырком, с первого дня знакомства и до момента, когда нордэна, жизнерадостно махая ему шапкой на прощание, пропала в окне отъезжающего поезда. Еще при встрече можно было догадаться, что так оно и будет. Жизнь свела их в обстоятельствах, предельно далеких от того, как Рейнгольд представлял себе это в ранней юности. Все началось до отвращения обыденно: его, как родственника кесаря, пригласили посмотреть на учения, проходящие неподалеку от летней резиденции Зигмариненов. Сначала его в столице задержали дела, и он не прибыл за сутки, как все прочие родственники, а потом он и вовсе пропустил поезд. Следующий был только вечером, так что Рейнгольд ни за что бы не успел, если бы не решил добираться верхом, благо, путь был близкий.