Биография Рейнгольда была даже слишком чистой для того беспорядочного времени, в котором он жил. Но окружающие не перестали бы сетовать на падение нравов, изобрази он гордый уход, а вот слушать их после было бы гораздо занимательнее. Причастности к осуждающей стороне Рейнгольд никогда не чувствовал, оставалось присоединиться к осуждаемой. Все было интереснее, чем позиция отстраненного наблюдателя, которую он занимал всю жизнь.
Рейнгольд направился к постели, но с непривычки запутался в простыне и споткнулся о табурет. Сам он удержал равновесие, а вот предмет мебели грохнулся на пол, словно только того и ждал.
— Ох как громко нравы-то падают, — протянула нордэна, как будто мысли его прочитала.
— А пусть не торчат, где не просят, — вывернулся Рейнгольд.
— Ответ, достойный юриста. Я спокойна за нашу юстицию, — рассмеялась женщина и сбросила простынь. Дальше, конечно, разговаривать не стал бы и самый речистый адвокат.
«Профилактика простудных заболеваний» удалась более чем хорошо. Рейнгольд проснулся ранним утром, отдохнувший и довольный жизнью. Его высохшая одежда была принесена с кухни и теперь аккуратно висела на стуле, а сама нордэна, уже причесанная, умытая и одетая, красила глаза, смешно щурясь. В довершение приятной картины, в окно светило яркое солнышко. Почему-то эта веселая рыжеволосая женщина с богатой фантазией и большим набором красивых эвфемизмов ассоциировалась у Рейнгольда именно с таким ясным утром.
Солнце поднялось высоко, разговаривать, если подумать, было не о чем и Рейнгольд с полным освнованием опасался, что нордэна просто улыбнется и уйдет. И ушла бы раньше, но его окно выходило на солнечную сторону, а ее комната была через коридор, вот она и поправляла макияж здесь. Выходи оно на другую — скорее всего, нордэны он бы больше не увидел. Это, определенно, была не та дама, которой следовало рассказывать, что приличный человек на его месте обязан жениться. Увы, как раз жениться ему действительно было пора, пока любящие родственники не подсунули очередную кринолинную куклу с хорошей родословной и минимумом мозгов. Рейнгольду было очень неудобно каждый раз врать родным, что он — завзятый карьерист, заодно обижая очередную Амалию или Агнессу.
При виде этой женщины его родственников хватил бы инфаркт. Он тоже как-то не намеривался встретить свою будущую супругу на постоялом дворе и тем более обстоятельно изучить ее экстерьер раньше, чем хотя бы узнать имя. Стадию красивых ухаживаний они явно проскочили. Рейнгольд не знал, ни как называть подобные отношения, ни что дальше делать, поэтому решил до последнего изображать, что все происходящее в порядке вещей: