– Извини, я не могла спокойно это слушать, – сказала она.
– Все в порядке. Слушай, я не собиралась тебе ничего говорить, просто решила, что нечестно об этом умалчивать. Теперь ты все знаешь, и мы можем закрыть тему. В августе я уеду, а ты, как и хотела, переберешься в квартиру Дэвида, и мы сделаем вид, будто ничего и не было, хорошо? И больше не станем это обсуждать. Просто я подумала, что ты должна знать, вот и все.
Мама притянула меня к себе, и я вдохнула ее запах, такой родной и надежный. Потом она отстранилась и взяла мое лицо в руки.
– Я люблю тебя больше всего на свете. Ты же это знаешь, правда?
Я кивнула.
– Больше всего на свете, – с нажимом повторила она.
Долгое время она молчала, словно размышляя, что сказать дальше. Ее нижняя губа задрожала, и мама ее закусила.
– Хорошо, что ты мне рассказала.
Я снова кивнула.
– Ты поступила правильно.
– Да? – с сомнением спросила я.
– Да, – ответила она, но вид у нее был совершенно разбитый. – Мне надо побыть одной. Ты не против?
Я опять кивнула, потому что не знала, что еще делать.
Мама ушла к себе в комнату и закрыла дверь.
Ханна
Я сидела на верхней ступеньке у входа на террасу за домом. Я провела там не меньше получаса. Здесь я чувствовала себя ближе к Эмори. Но на ее краю лужайки стояла тишина. Может, она передумала рассказывать маме?
За мной открылась и закрылась дверь-ширма. Я не пошевелилась.
– Привет. Почему ты здесь сидишь? – спросил папа.
– Думаю.
– О чем?
Он сел рядом со мной.
– Обо всем, – сказала я. – В основном о тебе.
– Забавно, – ответил папа. – А я сейчас молился. В основном о тебе.
Я подняла на него взгляд.
– Обо мне? Почему?
Мне не нужны были его молитвы. В них скорее нуждалась Эмори. Но об этом он, разумеется, не подозревал.
Папа согнул ногу в колене, повернулся ко мне и прислонился спиной к столбу.
– Что ж, – начал он, – я молился Богу, чтобы он меня направил и нашептал нужные слова. Чтобы ты их услышала и поняла, и возможно, даже простила меня за мой проступок. И я молился за то, чтобы и ты нашла слова, которые хочешь мне сказать. И поняла, как важно их произнести, какими бы они ни были.
Я улыбнулась.
– Многовато просьб для одной молитвы.
Папа улыбнулся в ответ.
– У меня практичный подход. Целюсь сразу во все мишени! – Он ударил кулаком воздух.
Даже после всего, что он сделал, мне сложно было сердиться. Я и не хотела больше злиться на папу. Несмотря на то что в последнее время я начала замечать его недостатки, я все равно очень сильно его любила.
– Мне многое нужно тебе сказать, – продолжил он.
– Мне тоже.
– Можно я начну? – спросил он, и я кивнула, потому что как раз хотела выждать еще немного, чтобы собраться с мыслями.