— У нас, у горцев, по обычаю ружье дарят другу. И тот дает клятву, что никогда не посрамит оружия. И я, получивший оружие из рук белоруса, клянусь честью воина Красной Армии драться до последнего вздоха с врагами нашей родины!
Хатагов поцеловал холодную сталь горячими губами.
— Вот что, — Линьков взял Хатагова под руку и отошел с ним от костра. — Вы вернетесь сюда дней через шесть-семь, не раньше. За это время нас могут перебросить в новый район. За меня тут останутся мой помощник по разведке Щербина и комиссар Кеймах. Это я говорю на тот случай, если ты задержишься. Старшего лейтенанта Василия Васильевича Щербину мы называем «Борода» — он и на самом деле бородатый; а младшего лейтенанта Давида Ильича — «Димой». Вот им и доложишь.
— Это хуже, — проговорил Хатагов, — но кали трэба, дык трэба. Я все же постараюсь доложить лично вам о выполнении задания.
— Это все равно. Ты сейчас своим хлопцам скажи, что они тоже пойдут на задание. Пусть не унывают.
— Хорошо, товарищ полковник, скажу, — ответил Хатагов. — А сейчас давайте команду, снаряжайте нас. К рассвету мы уже будем на полдороге к цели.
— Пойдете в деревушку к той крестьянке, у которой про нас выспрашивали. У нее на плетне, у калитки, будет перевернутый кувшин, черный от копоти. Если кувшина нет — в избу не входите. Придете вторично. Она познакомит вас с Орликом — нашим человеком. Он и снарядит вас. У него и отдохнете.
Они снова вернулись к костру, где Иван Плешков веселил собравшихся, говорил, что так только в сказке бывает: шли в лесу, нашли волшебную фею, и она накормила голодных, обогрела холодных, одарила всех улыбкой.
«Фея», в стеганке и сапогах, с двумя «лимонками» на поясе, смеялась, подбавляя в партизанские котелки новые порции дымящейся каши.
В пасмурный полдень из леса на опушку вышел человек. Он был в старой заплатанной крестьянской одежде, которая почти сливалась с низко стелившимся густым весенним туманом. Человек, — это был Хатагов, — остановился в кустарнике, который густо разросся по всей опушке, и прислушался. Кругом была тишина. Лишь изредка перекликались птицы, да на железнодорожном полотне раздавались мерные шаги немецкого солдата.
С некоторых пор фашистское командование ввело военные патрули на железных дорогах, которые должны были обеспечить безопасность передвижения эшелонов с военными грузами. Это осложняло боевые действия партизан, и они вынуждены были идти на самую невероятную военную хитрость.
Зеленеющее поле, тянувшееся от опушки леса к полотну железной дороги, поросло редким невысоким кустарником, который здесь подходил почти к самой насыпи. Вдоль нее, то выбегая из кустарника на открытое поле, то прячась снова в кустах, тянулась проселочная дорога, по сторонам которой виднелись две свежевспаханные черные полоски.