— Да так, — хихикнула другая сестренка. — Будто Аппе нам уже калым уплатил.
— Какой калым? — смутилась я.
— А лошадь и арбу кто привел? — съехидничала сестренка. — Когда тебя похитили, наутро все говорили, что у председателя невесту украли. Он себе места не находил.
— Не болтайте! — прикрикнула я, а у самой лицо так и загорелось.
— Да уж на людской роток не накинешь платок, — выдохнула мама. — Я еще тогда догадалась, когда он привез нам дрова и лошадь вместе с арбой оставил нам, что неспроста это. Сердцем он к тебе льнет…
— Нет, нет, мамочка! — начала я слишком уж резво отнекиваться. — Большевик он. Ленин научил его помогать бедным. Своя лошадь Аппе и не нужна…
— Верно говоришь, — согласилась мать. — Но были и победнее нас люди. Но почему-то других он обминул…
И глаза матери заиграли искорками. Я постаралась перевести разговор, спросила:
— Мама, а Маша приходила?
— Как же, как же, еще как приходила. Так плакала, будто с ней самой горе приключилось…
Слушала я, а сама думала о другом: «Как меня встретят товарищи? Что сейчас думает Аппе? Взглянуть бы ему в душу! Если любит, ничему дурному не поверит…»
* * *
На следующий день я уже оправилась. Но еще не решалась выйти к людям. Боялась косых взглядов и злых усмешек: «Разгулялась, уворованная! Чести лишенная!» Не пойдешь каждому объяснять, что и как. А недобрый слух, как говорит мама, на крыльях летит. Ни Аппе, ни Маша пока меня не навещали. Всякое лезло в голову: «Может, Аппе поверил подлости Алимурзы, тому, что я сама согласилась?»
К счастью, мысли эти шли от безвестности и девичьего отчаяния. Друзья мои ничего плохого обо мне не думали. Просто были в отъезде, на совещании, и не смогли проведать днем. А вечером в сельсовете состоялось собрание. Прислали за мной. Я уселась в последнем ряду, сидела нахохленной, старалась ни на кого не глядеть, никому ничего не отвечать. Толком даже не поняла, о чем шла речь. Вроде бы о хлебосдаче и вроде бы о классовых врагах в нашей деревне. Запомнила и повторяла про себя только одну фразу, которую сказал Аппе:
— Доколе будем терпеть, что в нашем селе плодятся нэпманы и заводят прежние порядки? Не отсюда ли вьется веревочка к тому, что уже людей уворовывают?
Мне казалось, что все повернулись ко мне и смотрят с укоризной. Потом было голосование, и я вместе со всеми подняла руку. Стали расходиться, я тоже собралась уходить. Но тут меня остановил Гайто, напустился:
— Ну, чего надулась? Просидела все собрание и слова не сказала. А ну выше нос!
Подошел Аппе, улыбнулся, пожал руку, крепко, от души, будто поздравлял с победой. И ничего не сказал. Так и стояли мы безмолвные, смотрели друг на друга и ждали чего-то.