Мои седые кудри (Джатиев) - страница 191

— А ну, пойдемте в кабинет! — приказал вдруг Гайто. — Есть серьезное и неотложное дело. Маша, Маша, где ты? — И подхватил меня под руку.

У меня дрожь прошла по телу: «Что за серьезное и неотложное дело?» Подбежала Маша, чмокнула меня в щеку. И тоже подхватила меня под руку, шепнула что-то. Так между Машей и Гайто я и прошла в другую комнату. О чем я только не передумала в эту минуту! В комнате Гайто предложил мне стул. Я машинально села, словно подсудимая, опустила голову и мельком взглянула на Аппе. Он сидел напротив и почему-то смущался, лицо залилось краской. Наступила неловкая тишина. Я поняла, что никто не хочет заговаривать о случившемся со мной, хотя все об этом сейчас думают. Одна Маша, казалось, не унывала. Подсела ко мне, ущипнула в бок, рассмеялась своим заразительным смехом.

— Вот что, молодой человек, — начал вдруг Гайто, обращаясь к Аппе. — Сколько будешь тянуть, спрашиваю? Или хочешь, чтобы на бедную девушку свалилась гора Казбек?

Аппе продолжал молчать, потом глубоко вздохнул и снова молчал. А я сижу, не понимаю, о чем это они. И отчего Аппе так смущается, словно красная девица?

— Ах, с него толку не будет, — махнула рукой Маша и полоснула напрямик: — Назирка, ты любишь Аппе?

Я даже подскочила на месте, так это меня огорошило. Но тоже в рот воды набрала. Разве скажешь люблю, если сам он мне ни разу этого не сказал.

— Ладно, — решил Гайто. — Хватит в молчанку играть, пожмите друг другу руки и подумайте о свадьбе! — И направился к выходу, с порога добавил, будто отрезал: — Никаких думок, готовьтесь к свадьбе!

Аппе тоже заторопился следом за Гайто, словно боялся остаться со мной наедине. А я от неожиданности и неловкости, кажется, приросла к полу. «Что же это получается? Неужто правда, что у нас будет свадьба?»

А Маша теребила меня за плечи и во все горло хохотала, как человек, выкинувший веселую шуточку.

— Пропади ты пропадом, чертовка! — напустилась я на нее. — Чего это вы с Гайто решаете за меня и за Аппе?

— Так лучше, Назирка! Иначе Аппе не отважится. Мужики, они все такие. Я своего тоже взяла и в охапку сгребла. Он же любит тебя. И ты, я вижу, тоже сохнешь по нему… Так чего же еще?

Я не знала, чего же еще.

Во дворе Аппе неожиданно взял меня под руку, и мы впервые шли в полночь по опустевшим улицам. Мы молчали. И все играло. Все было понятно, и будто не о чем было говорить. А мне хотелось, чтобы он говорил, говорил, о чем угодно, лишь бы слышать его голос.

— В субботу, вечером! — вдруг произнес глухо Аппе.

— Что в субботу? — быстро отозвалась я.

— Ну что, свадьбу сыграем, — произнес он и словно гору скинул с плеч.