Стадо растянулось по узкой лесной дороге на добрых сто метров. Коровы шли медленно, оглядывались и мычали, будто призывали своих несчастных хозяев выручить их из беды. Позади стада шел пастух, подросток лет пятнадцати — шестнадцати, то и дело щелкавший длинным бичом, — подгонял стадо. За пастухом, замыкая всю эту унылую процессию, покачиваясь в седле, следовал восьмой полицай.
Подвыпившие полицаи, конечно, не солдаты регулярной армии и тем более не эсэсовцы, с которыми партизаны неоднократно встречались в бою, но они часто дрались с отчаянием обреченных и этим были очень опасны. Когда первый полицай поравнялся с местом засады Хатагова, он вдруг обернулся в седле и крикнул ехавшим позади:
— Эй, вы там! Дайте-ка подзатыльник этому вшивому ублюдку, чтобы гнал быстрей стадо. Ночевать нам тут, что ли!
Грянул выстрел. Полицай рухнул на землю, а вороной, взвившись на дыбы, рванулся вперед, но, увидев на дороге партизан, перекрывших ему путь, круто свернул в сторону и вбежал в лес…
— Хенде хох, сволочи! — огласился лес криками выбежавших на дорогу партизан.
Оторопелые полицаи застыли на лошадях с поднятыми вверх руками, забыв о своих винтовках. И лишь полицай, ехавший последним, успел вскинуть винтовку… Но выстрелить ему не удалось. Пастух-подросток в мгновение ока нагнулся, сгреб в жменьку песок с дороги и швырнул в глаза полицая. А через секунду, вышибленный из седла ударом партизанского приклада, тот уже валялся в пыли.
Стадо коров остановилось, словно пыталось осознать происшедшее. Коровы сбились в кучу еще плотнее, некоторые начали громко мычать, пытаясь повернуть обратно.
Пленные полицаи никак не могли понять, что произошло, и ошалело смотрели прямо перед собой.
Хатагов подозвал пастуха:
— Из какого села?
Пастух, перепуганный, но радостный, бойко ответил:
— Из Панюшковичей. Километров восемь отсюда.
— Немцы есть?
— Были. Вчера ушли.
— Куда?
— Не знаю. По этой дороге ушли.
— Сколько их было?
— Пятнадцать. Пятеро на мотоциклах, остальные на грузовике.
— Эсэсовцы?
— Нет, солдаты.
— Зовут тебя как?
— Аркадзь.
— Молодец, Аркадзь. Я видел — ты храбрый парень. А сейчас — погонишь стадо обратно в село.
Хатагов подозвал к себе Макара. Он подъехал к нему верхом на лошади полицая, которому парнишка сыпнул песком в глаза. Вид у Макара был молодцеватый, глаза сияли отвагой. Макар был из тех людей, которые ушли с торфоразработок, когда Дядя Ваня объяснил ему, что во время войны надо не торф для немцев и их приспешников добывать, а становиться в ряды народных мстителей. Макар тогда задал только один вопрос: «Когда пойдем?» И на протяжении многих боевых действий, отчаянных стычек с врагом он всегда вызывал восхищение товарищей. Была у него и своя «слабость». Он не мог равнодушно стоять рядом с немцем или полицаем. Обязательно стукнет его. А удар у него был такой силы, что если один раз «поднесет пилюлю», как он выражался, то можно у фашиста и пульс не прощупывать. Ему по этой причине не поручали добывать «языка» или караулить пленных. Они обязательно или «кляпом подавятся» или «от страха скончаются». Никакие беседы и разъяснения не шли впрок, и поэтому Макару подобных поручений не давали.