Спокойно, спокойно…
Сейчас все в моих руках, только не осечься…
— …Как вас зовут? — спрашиваю я.
— Какая разница, — отвечает она.
Хоть бы не кончилась музыка; пока она не кончилась, у меня еще есть время.
— Откуда вы? — спрашиваю я.
— Издалека.
— Я из Ленинграда… Вы дальше?
— Дальше.
Отчуждение.
Эмоций никаких.
Как по ниточке, тяну машину. Тяну. Не хватит высоты — буду сажать на брюхо. Луг большой — впишусь.
Ей-богу, выйдет!
— Может быть, мы все-таки познакомимся?
— Не стоит, — говорит она.
Ночной ветерок, теплый, морской, крымский, шевелит ее волосы.
Будь проклят этот Крым.
С балкона я вижу, как блестит за деревьями море. Не для меня. Мой туберкулез, похоже, идет к концу. После семи месяцев госпиталя — скоро год я кантуюсь здесь. Впрочем, мне колоссально повезло, что я вообще остался жив. Или наоборот — не повезло?
А вот из авиации меня списали подчистую.
Кончена музыка.
— Танцы окончены! — объявляет динамик со столба.
Я провожаю девушку до места.
— Хотите, я расскажу вам одну забавную историю? — пытаюсь я улыбаться.
— В другой раз.
— А когда будет другой раз?
— Не знаю.
Господи, что мне делать, первый и последний раз, единственный раз в жизни, помоги же мне, господи.
И все-таки я вытягиваю! ГСМ еще передо мной, но я чувствую, что вытянул. Катапультировать поздно. И вдруг я понимаю — запах гари в кабине.
Значит — так. Невезеньице.
Финиш.
Выход. Аккуратный, уверенного вида юноша вежливо отодвигает меня и обнимает ее за плечи. Прижавшись к нему, она уходит.
Тонкая фигурка, светлое пятнышко удаляется в темноте.
И вот уже я не могу различить Ленин плащ в вечерней толпе, и шелест шин по мокрому асфальту Невского, и дождь, апрельский, холодный, рябит зеленую воду канала.
Зеленая рябь сливается в глазах… самолет скользит по траве в кабине дым скидываю фонарь отщелкиваю привязанные ремни деревья все ближе дьявол удар я куда-то лечу.
Туго ударяет взрыв.
1971 г.
(С) Михаил Веллер