Мать хорошо подготовила наследника к роли государя. И хотя первое время именно София оставалась фактической правительницей империи, она постоянно внушала сыну, что главное предназначение монарха — хранить величие и единство государства. Вскоре мать поняла, что самое время женить молодого императора. Франц Иосиф был самым завидным женихом Европы. София, будучи настоящей баваркой, тут же подумала о ком-то из Виттельсбахов. Дочь Людовики Елена казалась самим совершенством для этой цели: и умна, и выдержанна, правда, были в ее красивом лице какие-то слишком уж жесткие и энергичные для двадцатилетней девушки черты. Но, возможно, для будущей императрицы это как раз и было необходимо. Виттельсбахи были хорошим выбором если не с генетической (представители этой династии не отличались стабильной психикой, да и браки между двумя семьями, повторявшиеся из поколения в поколение, грозили будущему потомству вырождением), то с политической точки зрения: союз с Баварией укреплял влияние Вены на юге Германии, а католицизм Виттельсбахов позволял избежать религиозных проблем, связанных с переменой конфессии одним из новобрачных. Специально для встречи будущих жениха и невесты был организован семейный совет в присутствии всех близких родственников.
15 августа 1853 года, сгорая от нетерпения увидеть обещанную красавицу-невесту, Франц Иосиф примчался в небольшой городок Ишль, куда должна была прибыть герцогиня Людовика вместе со старшей дочерью Еленой. Он еще не знал, что в эту поездку мать взяла с собой и младшую — Елизавету. Ей тогда шел 16-й год — именно тот возраст, когда Природа проделывает с девицами удивительные метаморфозы. Во всяком случае, мать с нескрываемым удивлением выслушивала восторги в адрес Елизаветы. Франц Иосиф не успел еще увидеться с нареченной, а в каждом углу ишлинского особняка все разговоры велись только о Елизавете.
В день приезда за ужином она сидела напротив Франца Иосифа, который не мог отвести от нее глаз. У нее были светлые волосы с позолотой, тонкие черты лица, прекрасные глаза и та спонтанность и наивность, что подкупает человека в возрасте двадцати трех лет, если он вел жизнь, чересчур серьезную для своего возраста. Такое случилось с Францем Иосифом, обладавшим просто нечеловеческой самодисциплиной, сдержанностью и чувством долга, в первый и последний раз в жизни. Очевидно, к тому времени молодой император еще не успел «забронзоветь», не приобрел ореол вознесенности над остальными людьми, которым он окружил себя впоследствии, превратившись из живого человека в символ, ходячий государственный институт, лицо с портретов, о котором у его подданных порой закрадывалась крамольная мысль: да человек ли это вообще? Бьется ли его сердце, способен ли он плакать, радоваться, терять голову, как обычные люди?