Полагаю, что Михаил Булгаков, с юности отчаянный меломан (особенно любил он оперы), несомненно интересовался и Одоевским, и Погорельским, и прочел этот отрывок из письма, где описание «шумной оргии» из импровизации Вьётана и Серве совершенно совпадает со стилистикой сцены бала у Воланда. К тому же скрипач с виолончелистом импровизируют на тему Мейербера, как известно, автора оперы «Роберт-Дьявол». Еще мне кажется, что Булгаков мог слышать сонату для скрипки и фортепиано Тартини-Вьётана «Дьявольские трели», «La trille du diable»...
Я подивился разве что тому, что в воландовском оркестре не сидит за роялем Ференц Лист, написавший три «Мефисто-вальса» и одну «Мефисто-польку», и в первом, самом известном из этих произведений, звучит голос «дьявольской скрипки». Впрочем, не исключено, что если бы Михаил Афанасьевич смог бы закончить чистовую редакцию всех глав «Мастера и Маргариты», Лист сел бы в вышеупомянутый оркестр на место пианиста.
Мне остается только добавить несколько слов о скрипке Вьётана.
Сегодня скрипка любимого скрипача моего отца — и моего тоже — одна из самых дорогих музыкальных инструментов в мире, она носит имя «Экс-Вьётан». Сработал эту скрипку легендарный скрипичный мастер Джузеппе Гварнери дель Джезу (Иисусов Гварнери), с 1731 года начавший помещать на свои скрипки монограмму JHS, Jesus Hominem Salvator, Иисус Спаситель Человечества. И, может быть, именно эта невидимая монограмма (неизвестно, знал ли о ней Булгаков) незримо и анонимно удерживает от соскальзывания во мрак весь роман, поддерживает душу его и твою тоже, читатель.
Мне остается поблагодарить вас всех за внимание и терпение к моему совершенно ненаучному и глубоко дилетантскому тексту.
Зал начал было пылко аплодировать, но послышался женский голос: «Подождите, постойте!», — и появилась улыбающаяся раскрасневшаяся Тамила, за которой один из множества дизайнерских пажей ее нес магнитофон.
— Вам это с нарочным Петр М. передал, сам приехать не смог, только что на катере от него человек прибыл.
— Что это?
— Это запись магнитофонная, — на щеках Тамилы цвели ямочки, появляющиеся, когда она радовалась и улыбалась, — тут музыка скрипача, о котором вы только что читали доклад. Садитесь, слушайте. Сейчас вы все услышите.
— Интересно, кто играет? — спросил я Нину.
Времеонов, услышав меня через головы издалека, ответил:
— Яша Хейфец.
Звучал, звенел серебряный голос королевы-скрипки, парящей над маленьким оркестром, заставляющий нас мечтать о несуществующем бытии на берегу одного из ночных озер. Как будто мы, находясь здесь и сейчас, уже вспоминали нынешнее мгновение. И хотя музыка эта была конечна, не было ей ни конца, ни края, мы, причастные, слушали второе столетие, и наши дети услышат, и внуки, и внуки их внуков, потому что отворяла она нам всем пространства времен.