— Мы все-таки родня, тетя Женя все-таки ему родная тетка. Хоть бы рубль на похороны выделил, — негодовала Мария.
— Капитализм, какая теперь родня? — заметила соседка покойной тети Жени.
— Петру Петровичу теперь не до нас. Он человек государственный, занятой, — поддержал Марию с удовольствием Гайдебуров.
— Нельзя так поступать, — не унималась Мария. — Последнюю сегодня тетушку похоронили.
— Маманя, маманя, — хныкал, как маленький, Колька Ермолаев.
— Следующий наш черед, — говорил Гайдебуров.
— Смотрю я на вас и думаю, как вы все-таки похожи друг на друга, — удивлялась соседка.
— Особенно Колька с Куракиным, — подхватил Гайдебуров. — В детстве в деревне тетя Женя кричала Кольку, а прибегал Петька: «Я Колька, я Колька».
— Я Колька, — подтвердил Колька, которому сходство с братьями теперь льстило.
— Теперь не перепутаешь, — говорила соседка. — Коля у нас простой парень, работяга, а Куракин — птица высокого полета.
— Фазан, — сказала Мария.
— Павлин, — поправил Гайдебуров.
— А я воробей, — засмеялся Колька.
— Воробышек, — обняла его Мария и поцеловала в путаную бороду.
— Просто человек умеет нос по ветру держать, — отозвался о Куракине Новочадов.
— Да, нос у него завидный, бордовый. По телевизору не так заметно, гримируют.
— И глаза тоже не белые. Жизнь, наверно, тяжелая.
— Что там на него за дело шьют? Не слышали?
— Шахер-махер. Бюджет пилят. Там ни одного уже без дела не осталось.
— Деловые все стали. Заведут, хвост прижмут и закроют дело.
— Бросьте вы о них. Давайте помянем тетю Женю. Тетя Женя была хорошая.
Новочадов вполголоса пытался объяснить воспаленной, прослезившейся Марии, что от Куракина не следует ждать прилива родственных чувств, что Куракин действительно крупная и популярная в городе персона, что у больших людей душа меняется машинально. Если бы он был шишкой где-нибудь в Урюпинске — это одно дело. Здесь, в Петербурге, и особенно в Москве, всякие там родственные узы — вещь ненужная и обременительная. И потом всякий выход публичного политика на люди должен быть обставлен и оправдан с точки зрения пиара, занимать определенное количество времени согласно протоколу. Честь и хвала Куракину, что он вообще нашел минутку, чтобы появиться здесь и попрощаться с полузабытой теткой, хотя бы немного насупился, вопреки своему знаменитому игривому нраву.
— Ты чего руки не помыл после кладбища? Иди немедленно в ванную, — шепнула Мария Новочадову, увидев его заляпанные пальцы. На среднем правой руки левее и ниже ногтя образовался желтоватый, мозолистый, писательский нарост.
Мария думала о поколении разобщенных людей, об их отвращении к совместному честному существованию, об их непреодолимом, похабном эгоизме, о гуле сгущающейся пустоты вокруг себя, о своем заскорузлом сиротстве. Она понимала, что Новочадов живет сам по себе, а она сама по себе. Она подумала о собственной смерти и совсем не ужаснулась. Она представила свою смерть в знакомой обстановке, представила, как медленно обессиливает и как медленно затмевается вокруг нее свет.