«Что, если эта женщина из зоомагазина еврейка? — подумал Петр Иванович. — Если она еврейка, то есть возможность. Не простая, но все-таки возможность. Если она еврейка, то она сможет и мужа вывезти — кто станет пенсионера удерживать? Я же не какой-нибудь энергетический профессор. Обыкновенный петух. Тьфу, — спохватился Петр Иванович, — какой петух! Это я в душе петух. То есть не в душе, а в сущности. Вернее, в одной из своих сущностей петух. В остальном и с виду я человек, муж. Что, муж должен с женой разлучаться, если жена еврейка. Пробовали, — мстительно подумал Петр Иванович. — Мы таких до Берлина гнали. — Что правда, то правда: Петр Иванович до Берлина дошел. Не сказать, чтоб лично брал, — но медаль «За взятие Берлина» была. — Нет, — подумал Петр Иванович, — не станут разлучать. А какой ей резон выходить за меня замуж? — вдруг со страхом подумал Петр Иванович. — Что ей моя пенсия? А комната? — подумал Петр Иванович. — Что, уже и комната ничего не значит? Такая комната, как у меня, да со всей обстановкой... Погоди, — остановил себя Петр Иванович, — какая комната, что ты городишь? Если уезжать, то какая здесь комната? Что ты, ее с собой увезешь? То-то, — сказал себе Петр Иванович, — комната не козырь».
Задумался Петр Иванович. Подумал, что про отъезд пока что только он знает. То есть про мысли об отъезде. А для дамы пока и комната. Не брать же так сразу быка за рога.
Петр Иванович поклевал немножечко проса и, обернувшись пенсионером, присел на диванчик: все-таки рассуждалось лучше в человеческом образе.
«Нет, конечно, сразу не надо, — рассуждалось Петру Ивановичу. — Надо сначала прощупать, чем дышит. Да есть ли дети, это может осложнить, хотя, с другой стороны, если взрослые... Но в любом случае надо прощупать. — Петр Иванович почему-то вдруг буквально представил, как он прощупывает аппетитную даму. Покраснел. — Инстинкт, — сказал он себе, — я не в том смысле. Просто расспросить, осторожненько так расспросить, как она насчет того, чтобы построить советскую семью, а там уже постепенно, потихонечку воздействовать, что, как, мол, за пределы? Что, верно, здесь, мол, гарантировано, а только все равно слаще морковки ничего не видели, а там... Много там благ. Понятно, все эти блага денег стоят. Вот тут и выложить».
Петр Иванович почувствовал холодок от этой мысли. Потом холодок стал приятным, даже, пожалуй, щекочущим.
«Петух, — внутренне сказал Петр Иванович. — Петух и деньги. Не поверит, — подумал Петр Иванович, — евреи народ недоверчивый. Зачем ей петух? Так деньги же, — возразил сам себе Петр Иванович. — Неужели не понимает? Так надо объяснить ей про симпозиумы, объяснить, что я не простой петух, а одновременно и человек. Можно для доказательства обернуться... — Петр Иванович понял, что запутался. — То есть приду-то я в человеческом виде, значит, наоборот в петуха.