К тому же, что касалось отечественных симпозиумов (справедливо ли, но может быть, и справедливо), Петр Иванович полагал, что одними демонстрациями у нас могут не ограничиться и даже, пожалуй, подвергнут секретности. Запрут где-нибудь в НИИ и станут изучать А что если начнут вливать всякие жидкости для выяснения причин или какую-нибудь сыворотку на нем испытывать? «Что я, крыса? — возмутился Петр Иванович. — Я вам не крыса какая-нибудь. Так вы слишком далеко зайти можете». Подумал, что этак вообще какому-нибудь умнику придет в голову его усыпить для исследования органов пищеварения, например, и как это получается, чтобы обычный с виду пенсионер превращался в деревенского петуха. Ведь все-таки аномальное и даже, в некотором роде, стратегическое явление, как ни верти. С ужасом подумал Петр Иванович, что, случись это с кем другим, он бы сам такое научное дерзание безоговорочно поддержал. Подумал, что теперь ни за что бы не поддержал.
Вспомнил, как однажды в переполненный автобус пытались втиснуться отдельные члены остававшейся на остановке толпы и с ними полная и краснолицая, справедливо гневная на вид баба. Как оказалось, не женщина, а именно баба. Там-то, пока пробивалась на площадку, все кричала про пассажирский эгоизм и бессовестность внутренних, что сами, мол, поехали, а другие иди пешком, но уже на следующей остановке буквально слоновьей ножищей, обутой в малиновый суконный на молнии сапог, отпихивала новых, стремившихся к слиянию. Петр Иванович высказался ей тогда, как же, мол, вы только что других укоряли, что сами едут, а другим не дают, на что баба (истинно баба!) самодовольно и нагло и даже с ухмылкой ответила:
— А я уже здесь.
Нет, Петр Иванович хоть и был человеком бойким и шустрым (не зря же когда-то в комсоргах ходил, да и войну не просто так, а старшим сержантом закончил), в отличие от этой бабы с малиновым, как сапог, лицом, был способен на собственном примере понять другого и чисто по-человечески не поддержал бы такой антигуманный эксперимент.
«Да нет, — подумал Петр Иванович, — ведь и я сам, и тот, предположительный, всегда может назад в человека превратиться. Не станут же они человека усыплять».
Петр Иванович хоть и откладывал пока неизбежное, все же в неопределенном будущем хотел бы умереть достойно, чтобы не сварили в бульоне, а похоронили как полагается, с гражданской панихидой, и чтобы памятник над могилой был в виде стелы из черного гранита, прямоугольной, но как бы немного перекошенной, устремленной вправо и вверх. Последнее время некоторым покойникам так стали делать. Видел несколько и даже вздыхал от материальной невозможности, но теперь, при таком неожиданно открывшемся таланте на подобный памятник и даже с пескоструйным в три четверти изображением несложно будет накопить.