— Спасибо, — сдержанно произнес он, боясь, как бы она не заметила, что с ним происходит. — Я предпочитаю, чтобы в «Инсурго» все шло по правилам.
— Я поняла вас, мистер Монкрифф.
И затем она сделала то, что окончательно выбило его из колеи. Кончиком языка она облизнула губы, словно готовилась поцеловать его.
— Хорошо, — кивнул Хью и быстрым шагом покинул помещение, пока еще в состоянии был это сделать.
Закрыв за собой дверь кабинета, он обхватил голову руками и закрыл глаза. Как долго он еще будет так страстно хотеть эту женщину? Неужели он навсегда лишился здравомыслия? У них ничего не получится. Ничего.
И все же он хотел ее.
К концу следующей недели Хью уже буквально сходил с ума. Не помогало даже то, что он загрузил себя работой. Дома же он все время проводил с гитарой в руках или у пианино, чего не случалось уже долгое время. В голове кружились обрывки мелодий — вступления, проигрыши, отдельные аккорды, — ничего узнаваемого, и он понял, что это его собственные сочинения. Их невозможно было сложить воедино, написать законченное произведение, кроме того, они не ложились на стихи, но Хью понимал, что это предзнаменование того, что он снова начнет писать песни.
И это тревожило больше остального.
Ему потребовался год, чтобы пережить предательство Джесси, и он боялся даже представить, что когда-то вновь придется пережить нечто подобное. Впрочем, в глубине души он был рад, что опять слышит музыку, которую так любил, и знал, что все это благодаря Белле.
Однако ситуация слишком запутанная.
Хью надеялся, что ему удастся избавиться от чувств к Белле, и старался, как мог, их игнорировать. Как и постоянные намеки родителей на то, что колокольчики уже расцвели, что собаки ждут и будут рады погулять в лесу. Это все равно что написать крупными буквами: «МЫ ХОТИМ ВИДЕТЬ БЕЛЛУ».
Нет, этому не бывать.
Произошедшее в Оксфордшире должно остаться в Оксфордшире. Они же договорились. Отныне их отношения будут сугубо деловыми. Почему же ей не удается выкинуть из головы мысли о Хью? Она до сих пор ощущает тепло его тела, чувствует прикосновения его губ каждый раз, когда закрывает глаза. Стоит их открыть, она видит, будто наяву, красивый интерьер оранжереи в свете волшебных огней и лицо Хью.
— Ты в порядке, Белла? — раздался над ухом голос Тарквина.
— Да, спасибо, — растерянно улыбнулась она. — Голова немного болит.
И эту головную боль зовут Хью Монкрифф.
Разумеется, она ни за что не признается в этом никому в «Инсурго». После их возвращения Хью вел себя с ней безупречно — сдержанно и строго, — давая понять, что теперь они лишь коллеги.