— У нас под всем полом так, — сказал Сергей Иванович, — все со всем связано. Это снаружи выглядит все гладко, а внутри — вон как сложно.
Мы перепрыгнули через это место и пошли дальше. Потом мы вошли в комнату. В комнате было полутемно и очень жарко. Посредине стояли два больших серебристых аппарата, похожих на обычные магнитофоны, только гораздо больше. И так же крутилась между двух катушек пленка, только была она гораздо шире обычной и крутилась гораздо быстрее.
За каждым магнитофоном сидело по человеку. Напротив на стене было два экрана. На каждом из экранов сидел тот же чубатый парень, а напротив, за столом, — милиционер, бритый строгий мужчина и женщина в выпуклых очках.
— Ну, — спрашивает милиционер, — и где же теперь этот Васильев?
— Не знаю, — пробурчал парень, — уехал.
— А куда?
— Не знаю. Он не говорил, что уедет.
— И денег он вам не дал?
— Нет, не дал.
— А обещал?
— Обещал. На Новый год.
— Да, — сказала женщина, — здорово он вас обманул.
Мы стояли и смотрели по очереди на оба экрана. Сзади к нам подошел, обняв нас за плечи, высокий худой мужчина, гладко причесанный на пробор, в темно сером костюме и бордовом галстуке.
— Луцкий, — сказал он мне, протягивая узкую холодную руку.
— Главный наш специалист по магнитофонам, — сказал Сергей Иванович.
— Так, — сказал Луцкий, когда запись кончилась. — Записали. А сейчас перемотаем обратно и посмотрим запись сначала.
— То же самое?
— Ну да, то же самое.
— Сразу же?
— Конечно, сразу же. В том-то и преимущество Вэ-Эм-Эф перед кино, что здесь ни проявлять не надо, ни печатать, ни какой возни. Записал — и хоть сразу же давай в эфир. В любой удобный момент. Перемотали? — спросил он. — Тогда поехали.
Магнитофоны заработали снова, широкая серая лента быстро крутилась, и на каждом из экранов опять шел этот разговор.
— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?..
— Да, — сказал Сергей Иванович, отходя от экрана, — и в том еще сила Вэ-Эм-Эф, что эту же самую запись можно еще раз через полгода показать, если кто забудет.
— Значит, — обрадовался я, — я тоже лет через двадцать смогу увидеть, как я на детском утреннике выступал.
— Нет, — сказал Луцкий, — через двадцать не увидишь. Пленка испортится.
— Да? Жалко.
Я снова стал смотреть на экраны.
— А почему сразу два экрана и два магнитофона работают, а?
— Такое у нас правило. На два магнитофона записываем, и с двух воспроизводим. Вернее, передает-то один, а другой просто так крутится. Но как только, не дай бог, первый Вэ-Эм-Эф сломается, сразу на второй переходим. Называется двухсотпроцентный резерв.