«ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении) (Попов) - страница 51
Потом передачи кончились, я телевизор выключил и думал. Стал плюсы и минусы считать. Насчитал четыре плюса и два минуса. Четыре-два в нашу пользу.
Тут я заметил, что лампочка под потолком ярче загорелась. Ток больше стал. Значит, многие в доме телевизор смотрели и сейчас только выключили.
Как только я выписался, сразу на студию пришел. Рассказал все это Сергею Ивановичу.
— Ну, — сказал он, — это не все. Полно еще и плюсов, и минусов. Взять хотя бы такой момент. В театре зритель тут же, рядом. Смешно — смеется, грустно — плачет, скучно — зевает. И сразу ясно — правится ему или нет.
А у нас? Разоряешься перед камерой, а в ответ ни звука. То ли смотрят разинув рты, то ли давно телевизоры повыключали — неизвестно.
Это как в древности египтяне устраивали пляски перед сфинксом, а он лежит себе, смотрит, и по лицу его ничего не понять.
Вот и зритель для нас — тот же загадочный сфинкс.
Потому особенно приятно, когда сфинкс скажет что-нибудь. Например, по телефону позвонит: понравилось, мол, спасибо.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
И все шло хорошо, только мама стала говорить, что вот каникулы проходят, а я все такой же незагорелый и совсем не растолстел. Почему-то я должен растолстеть!
Но все же я уехал в лагерь. Лагерь наш был у Финского залива, мы целые дни бегали по дюнам, по горячему песку, по мелким колючим сосновым шишкам. Потом мы подбегали к заливу, долго бежали по ровной чистой воде, по мягкому песчаному дну, сложенному от волн мелкой гармошкой, и, забежав по пояс, плюхались в воду и плыли наперегонки. Там жилось хорошо, но все равно я часто вспоминал студию и даже скучал по ней. И когда я вернулся в конце августа за неделю до уроков, я сразу же помчался туда.
Сначала я никого не мог найти — все были на каком-то совещании. Я сидел в коридоре и ждал. Но вот открылась дверь, и я очень обрадовался, увидев всех своих знакомых.
Вот прошел Суслин, лучший оператор в мире.
И хромой художник в очках, с палкой в руках.
Энергичный, бегущий Коровин, начальник кино.
Подтянутый и нарядный Луцкий, король магнитофона.
Вспотевший Плужник.
Вот пронесся Баш, мастер спорта и драки на экране.
Показался звукорежиссер Гриша.
И хранитель времени Кураев.
И задумчивая Зоя, не заметившая меня.
Разгоряченный Калустьян на ходу надевал свой берет, точно такой же, какой сдуло у него в Неву.
Последним вышел Сергей Иванович.
Каждый раз, когда я подходил к студии, я раньше всего видел высокую решетчатую башню.
Она была такой высокой, что часто ее верхняя половина уходила в туман, в облака. Когда погода была ясная, можно было разглядеть ее всю, до самого верха, и даже большую красно-белую клетчатую трубу у нее внутри.