— А это мой внук Александр!
Я поклонился.
— А это помощницы мои! — весело проговорил дед, поворачиваясь к женщинам.
— Внучок ваш? Похож, похож! — заговорили они.
— Давай, Николай Васильич, — сказал дед. — Иди узнай насчёт сеялки!
Николай Васильевич кивнул, поднялся и, стряхнув с себя ладонями пыль, вышел из сарая.
Дед, держа в руках вынутый нами в поле экземпляр, сел на низенький стульчик. Рядом лежала доска с глубокими зарубками.
— Вот видишь, — сказал дед. — Доска эта давно мне уже служит. Вот под эту зарубку — сто сорок сантиметров — я «ярославну» подбирал, под следующую вот эту — сто двадцать — «волхову», а новый сорт должен за эту вот зарубку не заходить — за один метр!
Дед приложил наше растение к метру — колосья слегка заходили за отметку.
— Годится! — успокаивающе проговорил я.
— Надеюсь, это ты не подумавши брякнул? — Дед зло посмотрел на меня и отбросил наше растение в сторону.
Я расстроенно замолчал.
— Ничего! — Дед поднялся. — Найдём, что нужно! Вон какой запас! — Дед кивнул на штабеля снопов, закрывающие окошки под потолком.
— И всё это надо просмотреть? — ужаснулся я.
— Всё это и ещё пять таких же сараев! — усмехнулся дед. — И как можно скорее: сев не ждёт!
Он взял из крайнего штабеля огромный сноп, положил его на пол и осторожно развязал — растения с сухим шорохом рассыпались. Дед, присев на стульчик, брал по одному растению — пучок стеблей с колосьями на одном корне, — прикладывал к мерке, отбрасывал. Так он перебрал весь сноп, поднялся; осыпав пылью голову и плечи, снял со штабеля следующий сноп, положил, развязал.
Монотонность его движений усыпляла. Из забытья меня вывел голос деда:
— Обмолотите, пожалуйста, это, Надежда Ивановна!
— Годится? — обрадовался я.
Дед молча приложил опять растение к доске — верхушки колосьев не доставали до метровой зарубки. Потом дед снова протянул растение женщине за столом.
— Хорошо! — сказал я.
— Хорошо, но мало, — усмехнулся дед.
Женщина сунула колосья в раструб машинки, нажала кнопку — машинка заверещала. Потом Надежда Ивановна вынула пустую солому и отбросила в сторону, а другая женщина выдвинула сбоку машинки ящичек с зерном, взяла со стола громко шуршащий пергаментный пакет, высыпала зерно в пакет. Потом списала какой-то номер с бирки, отвязанной дедом от этого снопа, на пакет и в тетрадь и поставила этот пакет в ряд других похожих пакетов, стоящих в блестящей жестяной коробке, — штабель таких продолговатых прямоугольных коробок, уже закрытых, стоял перед ней.
А дед уже стаскивал сверху следующий сноп.
Я вздохнул и присел на корточки.