— Притомился? — проговорил дед. — Быстро! Тогда я скажу тебе, что это только начало дела. Так и быть, ради тебя покажу, что после этого надо делать!
Он взял одну из блестящих коробок, открыл, достал пергаментный пакет, высыпал из него зерно на ладонь, сморщившись, посмотрел — и высыпал это зерно в большой ящик, где уже была беспорядочно насыпана гора зерна. Потом он высыпал на ладонь зёрна из следующего пакетика, посмотрел и тоже выбросил их в общую кучу.
— Чего это ты делаешь?
— Так называемый малый анализ, — ответил дед. — Отбираю только лучшие зёрна для посева — крупные, не пожухлые — и которых много в пакете. Остальные выбрасываю.
Только, наверное, пятый пакет дед поставил обратно в коробку, предварительно ссыпав туда зёрна.
— Хорошее зерно?
Дед кивнул.
— И знаешь, сколько таких движений надо мне сделать? — спросил дед. — Несколько сот тысяч! Причём это только лично мне — никто, кроме меня, не может решать, сеять эти зёрна или не сеять, — всё-таки я сорт, вывожу, а не дядя Вася! Примерно десять тысяч растений отбираем для сева.
— Да, — проговорил я, — слушай... одной вещи я не понимаю... сейчас же осень... а сеют ведь весной?
— Рожь, чтобы ты знал, — проговорил дед, — сеют большей частью осенью — на зиму. Так называемая озимая рожь! Слыхал?
— А зачем на зиму-то сеют её?
— Затем, что до зимы она проходит очень важные стадии, из земли вылезти успевает — и весной уже всё не с начала начинает, а с середины! Раньше поспевает, лучше созревает, иначе не успела бы: лето ведь короткое в наших краях.
— Ага! — кивнул я и вытер пот. Что-то позорюсь я нынче раз за разом.
Потом дед просмотрел пакеты ещё в нескольких блестящих ящиках и ставил ящики к стене — они уже образовали большое трюмо, отражающее нас.
За закрытыми воротами послышалось тарахтенье, дед распахнул ворота, и в сарай въехало сооружение на высоких колёсах. За рулём сидел водитель, а сзади, на маленьком приподнятом кузове, сидел Николай Васильевич, ещё более запылившийся. Агрегат остановился, Николай Васильевич снял с кузова несколько больших пластин с белыми стаканчиками, торчащими в них.
Женщины стали открывать уже просмотренные дедом зеркальные ящики, брать оттуда пергаментные пакеты и высыпать из каждого пакета зерно в отдельный белый стаканчик.
— Вот, — сказал дед. — Этот набор стаканчиков называется «кассета».
— А весь этот агрегат — сеялка?
Дед посмотрел на меня, потом кивнул.
Наконец женщины заполнили зёрнами все стаканчики в пластинах, и Николай Васильевич задвинул их в кузов сеялки.
— Вот теперь, — сказал дед, — сеялка пойдёт и всыплет на строго намеченную делянку семена от определённого растения. Взойдёт, на следующее лето вызреет — и вся картина как на ладони.