Я нервно топтался во дворе. Главное, тяжело было возвращаться к дочке, что-то ей объяснять...
— Ничего! Утро вечера мудренее! — сказала жена.
— Мудрёнее! — сказал я.
Утром, когда дочь с женой еще спали, я снова позвонил... Нет... никого! Тягучие гудки.
— Ну как? — спросила дочка, подходя.
— Пусто! — сказал я.
— Ух, мама! Уж не могла договориться! — Сощурясь, Даша посмотрела на выходившую из спальни мать.
— Ну, что будем делать? — садясь в прихожей на стул, спросил я.
— Они на даче, точно! — подумав, сказала Даша.
«Может, они на кладбище поехали? — подумал я. — Троица сегодня, все на кладбище едут».
— А поедем к ним. Нет, так нет! — сказала жена.
Я представил, как они с дочкой, со щеночком на поводке подходят к даче — и никого там нет, ворота закрыты. Только представить себе, как они будут идти потом обратно!
— Ладно, съездим! — решил я.
Я открыл чемодан, стал перекладывать вещи в сумку.
— Английский берем?
— А как же! — вытаращив глаза, сказала Даша. — Обязательно надо будет там английским заниматься!
В электричке песик спокойно уснул, Даша читала английский. Я, не отрываясь, смотрел в окно.
«Как долго едем-то! — думал я. — С прошлого года помню эти торчащие из воды черные палки. Сколько едем, а самое только начало пути!»
Наконец мы вышли на станции и, спустившись с платформы, пошли по ноздреватому после дождя песку. И сразу же почувствовали чистый, промытый дождем, прохладный воздух!
По дороге Даша, разрывая мое сердце, все рассуждала о том, что дядя Леша с тетей Дней, конечно, уже взяли Катю из детского сада.
— Любому хочется отдохнуть от этих занятий! — рассудительно говорила она.
Мне все хотелось добежать первому до дачи, узнать, как там обстоят дела, вернуться с какой-то определенной вестью, чтобы жена и дочь не шли так, в сомнениях и переживаниях, по дороге... Но, сдерживая себя, я шагал с сумкой рядом, чуть впереди.
И вот показался за оградой двор, у сарая серый бок «жигулей».
— На месте! — небрежно сказал я.
Словно услышав команду, песик стал рваться на поводке. Даша побежала за ним, но я с сумкой обогнал их, чтобы в случае чего принять удар на себя! Мы подошли к калитке. Леха, остроносый, в берете, обстругивал какую-то доску: поставив ее на топчан посреди двора, с наслаждением прищурив глаз, готовился нанести снайперский удар — и тут он увидел нас.
— А-а-а... И с собачкой! — только и произнес он и, не в силах сдержать своей досады, скрылся в бане, которую он строил, наверное, лет пять.
Даша со щенком на руках стояла у закрытой калитки. Из бани раздался стук топора.
К счастью, страдания в жизни не тянутся долго — этого не выдерживают ни жертвы, ни палачи, — и вот уже с крыльца дома спускается Дия, громко говоря: