— Вот это, сразу видно, мужчина, мне бы такого! И дела, чувствуется, идут у него — будь-будь! И вот жене помогает, не дает ей в квартирное помело превращаться, как другие мужья. И курточка-то какая славная у вас, всю жизнь себе мечтала такую достать...
Самодовольный выслушал важно, потом говорит:
— Все мечтают. Не продам. Бензином пахнет?
— Есть немножко, — загомонили женщины.
— Правильно! — кивнул. — Сейчас заправлялся. Разрешите без очереди сдать, мотор остывает!
— Пожалуйста, пожалуйста! Настоящего хозяина сразу видать!
А я, по-ихнему, получаюсь — кто?!
Потом я долго мыкался по двору, ждал, когда телефонная будка освободится — позвонить.
Теперь в любую погоду — и в дождь, и в холод — надо на улицу выходить, чтобы позвонить!
В одной будке молоденькая девушка, в другой усталая женщина лет сорока. Но голоса их переплетаются то и дело.
— Ну, Боб! Ты один! — захлебываясь восторгом.
— ...Позавчера на бровях пришел, вчера на бровях...
— Ладно! — смеется молодая. — Меня эти прихваты не колышут!
— Я ему говорю: «Николай! Что ты делаешь? Погляди на ребенка!»
— Ладно! Не надо меня за дурочку считать! — счастливо смеется.
Целая жизнь, как прочерк, между будками этими вместилась.
Окна зажигаются, освещают двор.
Обе женщины одновременно из будок выходят.
Сунулся в ту, где молодая была, запах вдохнул.
Лехин номер набрал.
Дийка в отъезде оказалась — пошел к нему поговорить по душам.
— Все! — я сказал. — Пора поднять семью на недосягаемую для себя высоту, иначе смерть.
— Точно! — Леха горячо подхватил.
— А баба-то у тебя есть хоть какая-нибудь сейчас?
— Есть вообще-то, — довольно-таки вяло Леха ответил. — Но так, в основном, для отчетности. Для самообмана.
— Но хоть хорошая она? Душевная?
— А-а! — махнул рукой Леха. — Такая же стерва, как и Дийка! И даже хуже!
Вот именно. То-то и оно!
Я уже уходил однажды от жены, но как-то странно все получилось: ушел я к известной балерине, а вернулся от дворничихи. Искусство балерины меня покоряло, да и просто как человек она меня искренне восхищала. «Да, — думал я. — Это женщина четкая, деловая, с такой не пропадешь». Но именно с ней я чуть было и не пропал... Непрерывное напряжение, жизнь, рассчитанная по секундам, функциональность каждого движения и интонации. Я убежал от нее во двор и там был подобран жалостливой дворничихой. Она привела меня в свой флигель, облезлый и старый, с воротами, окованными железом (когда-то он, видимо, был каретной).
— С женкою, что ли, поругался? — с присущей простым людям проницательностью спросила она.
Я стыдливо кивнул.
— Так ты и жрать, наверное, хочешь? — догадалась она.