Перед фарами тускло светится высокий бампер — как бы изогнутая никелированная толстая кроватная спинка.
Бэмц!
Последнее, что вижу в упор, — лбом моим окровавленные разбитые часы на щитке: 23.28. Совсем не поздно еще!
Сияние. Простор. А где же флейта?.. Засипела наконец — на этот раз ближе! Сердце как бы заколотилось — хотя тела нету! Сипение будто бы приближается... Неужели встретимся?
А как же она? Делаю резкий рывок, непонятно какими органами, и пикирую с какой-то страшной высоты к моей избушке, влетаю в сенцы. Что-то не то!.. Понятно, что не то: не чувствую запахов! И еше мелочь — меня нет! Поднимаюсь наверх, меня нет — только тончайшие, чувствительнейшие ступени из меркурина слегка проседают по очереди... первая... вторая... третья... четвертая... Дверь. Дергаю. Закрыто! И явственно чувствую: за ней — ужас. Прохожу сквозь нее. Нелли нет. Вот — отскочив в ужасе, дрожит в углу, в коротенькой рубашке в горошек. И только губы шевелятся, и я чувствую — произносят: «Ты?..» И последнее потрясение — на будильнике 23.25! На три минуты раньше.
И — долгая тьма. Открываю глаза. В машине. Авто мое завалилось набок — по тому чувствую, что голова моя налилась. С трудом поворачиваю ее, шевелю губами... осторожно сплевываю изо рта острые дребезги. Резко вверх перед глазами, как Александрийский столп в Питере, поднимается освещенная задранной фарой сосна. Вырулил?... Как? Когда?
Вылезаю, ссыпаю с себя стекла... очухиваюсь. Соленый вкус на губе... Значит — жив!?
Размотал, покачиваясь, трос, закинул на ствол — сам себя, как Мюнхгаузен, вытащил из болота.
Еду обратно. Ветер полощет волосы — лобового стекла-то нет! Забираюсь на горку — работает только первая скорость. И вижу, как в сказке: избушка моя сияет, вся в огнях! Коля-Толя, наш Бог света, дизель свой выключает где-то около восьми — дальше лишь по спецзаказу. Иногда, где-то около шести, зловеще подмигивает: мол, хочешь нормально доужинать — неси бутыль, а не то погружу все в первозданную тьму на фиг! Сутенер-электрик, как я его зову.
А такое вот ночное сияние он устраивает лишь в одном случае: когда покойник. Обмывание, похороны, поминки! Это — праздник его, не жалеет горючего. Электрик-некрофил.
Кто же сейчас покойник, соображаю подруливая. И понимаю: как — кто? Чей дом сияет? Я это!
Подруливаю к крыльцу, вбегаю. В кухне в собственном сиянии — Коля-Толя. Изумленно смотрит на меня. Потом тычет дрожащим пальцем вверх.
— ...а она... кричала... что ты...
Успокаиваю его жестом руки, медленно поднимаюсь по винтовухе... ноги мои видны... но как-то смутно. Дверь заперта. Трясу.