Брошкин повесил трубку и пошел к директору завода.
— Что это у вас тут... стреляют? — строго спросил он.
— Да это шпион, — с досадой сказал директор. — Третьего дня шли наши и вдруг видят: сидит он и молоко пьет. Они побежали за ним, а он побежал и в творог залез.
— В какой творог? — удивился Брошкин.
— А у нас на четвертом дворе триста тонн творога лежит. Так он в нем до сих пор и лазает.
— Так, — сказал Брошкин.
Тут подъехала машина, и из нее вышли подполковник Майоров и шесть лейтенантов. Брошкин подошел к подполковнику и четко доложил обстановку.
— Надо брать, — сказал Майоров.
— Как брать, — закричал директор, — а творог?
— Творог вывозить, — сказал Майоров.
— Так ведь тары нет, — сокрушенно сказал директор.
— Тогда будем ждать, — сказал Брошкин, — проголодается — вылезет.
— Он не проголодается, — сказал Майоров. — Он, наверное, творог ест.
— Тогда будем ждать, пока весь съест, — сказал нетерпеливый Брошкин.
— Это будет очень долго, — сказал директор.
— Мы тоже будем есть творог, — улыбаясь, сказал Майоров.
Он построил своих людей и повел их на четвертый двор; там они растянулись шеренгой у творожной горы и стали есть. Вдруг увидели, что к ним идет огромная толпа.
— Мы к вам, — сказал самый первый, — в помощь. Сейчас у нас обед, вот мы и пришли...
— Спасибо, — сказал Майоров, и его строгие глаза потеплели.
Дело пошло быстрее. Творожная гора уменьшалась. Когда осталось килограмм двадцать, из творога выскочил человек. Он быстро сбил шестерых лейтенантов. Потом побежал через двор, ловко увернувшись от наручников, которые лежали на крышке люка. Брошкин побежал за ним. Никто не стрелял. Все боялись попасть в Брошкина. Брошкин не стрелял, боясь попасть в шпиона. Стрелял один шпион. Вот он скрылся в третьем дворе. Брошкин скрылся там же. Через минуту он вышел назад.
— Плохо дело, — сказал Брошкин, — теперь он в масло залез.
Однажды на остановке метро ждал я одну колоссальную девушку! Вдруг вместо нее подходит старичок в длинном брезентовом плаще, в малахае, надетом задом наперед.
— Такой-то будешь сам по себе?
— Ну, такой-то, — говорю, — вы-то тут при чем?
— Такую-то ждешь?
— Ну, такую-то. Вы-то откуда все знаете?
— Так вот, — говорит, — просила, значит, передать, что не может сегодня прийти. Я, выходит что, вместо нее.
Я умолк, потрясенный. Не мог я согласиться с такой подменой.
— Так вы что, — спросил наконец я, — прямо так и согласились?
— Еще чего, так! Три рубля...
— Ну, — сказал я, — так куда?
Он долго молчал. Потом я не раз замечал эту его манеру — отвечать лишь после долгого хмурого молчания.