Когда на моей памяти в первый раз собрались «у него в доме» гости (свадьбы не было), я сразу поняла по их взглядам, что он сообщил им, откуда он меня «спас».
В основном я находилась на кухне. Плача от чада духовки, я вытаскивала противень с печеной картошкой, разрезанной пополам и покрывшейся по срезу оранжевыми пузырями, потом раскладывала картошку по тарелкам — и уходила. К беседам я не допускалась — Гуня выпихивал меня взглядом. И так проходили для меня все встречи Гуниных друзей, интеллектуалов и интеллектуалок, обсыпанных перхотью и очень важных. Не все, кстати, будучи бедными, они очень бравировали бедностью и печеной картошкой — но большего они и не стоили. Сначала он прятал меня на кухне по причине моей глупости, а потом — по причине прямо противоположной: появившись пару раз, я с улыбкой посадила его проверенных интеллектуалок в лужу, так что лучше было ему поддерживать слух о моей невероятной глупости.
— Все! Кончилось ваше болтливое время! — злорадствовала я, слушая доносящиеся на кухню их абсолютно пустые речи.
Гуне я была нужна для того, чтобы унижать меня и самому на этом фоне казаться величественным. Иногда он приподнимал меня с пола, но невысоко — до той высоты, где моей голове было место. И текст: я тебя поднял, и ты должна быть благодарна мне... Но за что? Сцена эта, как правило, происходила на кухне, в чаду духовки, — после ухода гостей и мне находилось место. Но невысоко.
Однажды после такого «праздника духа», с дымом духовки и сигарет, я, улыбаясь, сказала Гуне: «Сам убирай все это» — и пошла из дома, а чтобы удаляться от него еще быстрей, вскочила в автобус. Видно, чуя мое состояние, ко мне привязались двое ханыг: — Смотри, как титьки торчат! Видно, хочет! Пойдем, рыжая, с нами! Не гляди, что у нас одежда поганая, зато под одеждой — о-го-го!
«А пойти, что ли?» — в отчаянии подумала я. После «интеллектуалов» (сейчас таких «салонов» больше нет) мне было ничего не страшно.
Увидев мои колебания, они стали прихватывать меня прямо в автобусе, абсолютно нагло. Я заметила краем глаза, что вслед за мной в автобус вошел какой-то парень, но он сразу ушел вперед: кому охота связываться? Двери с дребезжанием открылись возле Гостиного двора, ханыги стали тащить меня, почему-то за ноги, я вцепилась в никелированную трубу и отбивалась ногами молча. И вдруг налетел вихрь — я даже толком ничего не успела понять. Ханыги мелькнули своими опорками и вылетели на тротуар. Рядом со мной, дрожа от ярости, стоял стройный синеглазый блондин с тонкими побелевшими губами. Двери закрылись, автобус дернулся, и я качнулась к нему.