Собственно, во сне я именно на этом месте каждый раз начинал паниковать и с воплем подскакивал на кровати. И каждый раз, открывая глаза, внутри меня дрожал и вибрировал громогласный голос, настойчиво требуя: «ВЗЫВАЙ!»
«Взывать?! — ошеломленно подумал я, в кои-то веки сообразив: да вот же оно, божественное знамение, на отсутствие которого я когда-то сетовал! — Демон вас всех побери! К кому взывать?! К Смерти?! К Фолу?! Может быть, сразу к Тьме?!»
На шлеме тем временем появилась еще одна трещина, и времени на раздумья не осталось.
— Фол… — с трудом выдохнул я. — К тебе взываю! Знаю, что тебе обычно по боку, но, если ты меня слышишь… помоги!
Новая трещина в шлеме появилась с оглушительным треском.
«Ну и хрен с тобой, — с досадой подумал я, тщетно попытавшись дернуться в последний раз. — Все равно на том свете увидимся. А на один вопрос ты так и так мне ответить обещал».
Неожиданно мне на нос что-то капнуло. Я вздрогнул, но для воды эта субстанция была слишком густой, а для крови в ней не хватало соленого привкуса.
Кап! — снова капнуло мне на подбородок.
Я дернулся и завертел головой, силясь понять, откуда и что именно течет. Но в этот момент одна из трещин на шлеме явственно засветилась, и оттуда на лицо снова закапало. Подозрительно знакомой серебристой водицей, при виде которой у меня в голове что-то щелкнуло.
— АЛ?!
Единичные капли, словно услышали, стали падать все быстрее и быстрее, прямо на глазах превращаясь в самый настоящий ручеек. Затем таких ручейков стало два. А после я с недоверием ощутил, что не просто лежу внутри брони, как попавшая в банку муха, но и то, что вода в ней стремительно прибывает. Сперва она закрыла мне спину и затылок, затем добралась до рук, до груди, погрузила в теплый раствор онемевшие от холода пятки. Затем взобралась до груди, шеи и требовательно толкнулась в губы. А когда я упрямо их сжал, не желая захлебываться серебристой гадостью, плеснулась еще выше и, пользуясь тем, что я не могу ее даже стряхнуть, вдруг без предупреждения хлынула в нос.
Если бы я мог говорить, то без стеснения обложил бы сейчас и алтарь, и Тьму, и даже Фола вместе с его скверными шутками. Да, в голос, и плевать на все и на всех. Но говорить, увы, я не мог — внутрь меня в это время сплошным потоком лилась серебристая влага. И когда я больше не смог ее сглатывать, она принялась настойчиво лезть в дыхательное горло, заставив меня захрипеть и забиться в броне, как в утопленном на дне океана гробу.
В каком-то смысле так оно, наверное, и было. Только броня, к сожалению, этих брыканий уже не выдержала и, едва меня затопило в ней с головой, с прощальным хрустом развалилась на части, мгновенно истаяв, как сахар в горячей воде.