И она ее обеспечивала. До определенного момента. После чего могущественная тварь вдруг сорвалась с поводка и принялась казнить виновных и невиновных с достойным фанатика упорством.
Я убил ее именно поэтому и ничуть об этом не жалел. Но сейчас, глядя через линзу на наполненный призраками дом, мне вдруг показалось, что у этой проблемы могло быть иное решение.
Задумчиво взглянув на пустой поднос, я оделся, вышел на улицу и решительно направился к соседям. Перебраться через улицу по темной стороне никакого труда не составило. А недавно обновленную защиту я преодолел по нижнему уровню, благо теперь это было совсем просто. Я даже не замерз там, стоя посреди мертвого города в одной лишь домашней рубахе. А когда понял, что среди призрачных стен было негде укрыться, то прислушался к себе и решительно направился к единственной имеющейся поблизости каверне, вход в которую располагался напротив ворот.
Дойдя до узкой щели, в которую с трудом мог протиснуться новорожденный гуль, я какое-то время постоял над ней, а затем опустился на корточки. Внутри было тихо. И не имелось ни единого намека на то, что там, в темноте, притаилось что-то живое. Однако когда на моей ладони вдруг загорелся темный огонек, внизу что-то явственно шевельнулось.
Подождав какое-то время, но так никого и не увидев, я вздохнул и поднес огонек к самому входу.
— Хватит, — сказал устало, кладя ладонь на холодную землю. — Довольно уже прятаться. Пойдем домой.
В каверне какое-то время было тихо, но затем из темноты донесся едва слышный щелчок. А следом впервые за эти два дня оживился поводок.
— Домой? — неуверенно прошептали из темноты.
— Да, Мэл. Ты все еще мой служитель. И я хочу, чтобы ты вернулся.
И вот тогда из каверны донеслась целая серия щелчков, будто у ее обитателя случилось кратковременное замешательство. Ослабший за последние дни поводок снова натянулся, причем вовсе не моими усилиями. Затем по нему пробежала волна недоумения, удивления, недоверия и, наконец, надежды. А следом из темноты очень медленно проступило несуразное, но уже довольно крепкое тело, увенчанное жутковатой головой.
— Почему ты назвал меня «Мэл»? — тихо спросила кукла, пристально взглянув на меня снизу вверх.
Я пожал плечами.
— Потому что «Мелочь». Как тебя еще называть? Для полноценного Палача ты пока не дорос.
Кукла удивленно щелкнула, но на всякий случай все-таки уточнила:
— Не будешь убивать?
— Нет.
— И ты дал мне новое имя?
— Конечно, — кивнул я и, решительно подхватив озадаченно замершего духа под брюхо, выпрямился. — У каждого, кто причисляет себя к живым, должно быть нормальное имя.