— Тем не менее, именно поэтому я не исцеляюсь так, как должен.
— Холод, ты… Я видела, как ты исцелился от пулевого ранения быстрее, чем от этих собачьих царапин. Они были глубокими, но не настолько же.
— Доктор заверил меня, что это натуральные антибиотики, не искусственные, так что у меня не должно быть аллергической реакции на них, и поскольку прежде я их не принимал, инфекция не должна быть устойчивой к ним, как могло быть, если бы я чаще прибегал к современной медицине.
— Холод, ты хочешь сказать, что исцеляешься по-человечески медленно, как я могла бы исцеляться?
Холод не смотрел на меня. Я взглянула на Дойла и Галена у изножья кровати.
— Поговорите кто-нибудь со мной, сейчас же.
— Некоторые из новоприбывших сидхов были недовольны тем, что Холод не исцеляется так же, как до его отъезда из Фэйри, — сказал Дойл.
— Хочешь сказать до меня, — уточнила я, стиснув их руки в своих ладонях.
— Не важно, какова причина, — сказал Холод со спокойным, умиротворенным, даже счастливым лицом.
— Ты был бессмертным и не старел. Ты остался бы таким же прекрасным и удивительным на целую вечность, а любовь ко мне украла это у тебя. Как? Как, лишь став моим возлюбленным, ты утратил свое бессмертие?
Он поднял мою руку и потерся губами о костяшки пальцев. Это было замечательно, но я могла думать лишь о том, что он теперь будет стареть. Что, влюбившись в него, я убила его.
— Мы не знаем, как и почему это случилось, — сказал Дойл.
— Так значит я виновата в смерти Шолто. Он не исцелился, как ночной летун или сидх, потому что любил меня? Как это может быть?
Теперь это была не паника, а ужас.
Ночные летуны зашипели, один из них сполз на пол и приподнялся, как делают скаты. Он заговорил плоским, безгубым ртом на нижней стороне его тела, шевеля щупальцами, что были совсем как у Шолто.
— Это была серьёзная рана, наша королева, даже мы могли не пережить ее.
Остальные летуны зашипели и засвистели хором.
— Не вините себя, и если ваша смертность распространилась и на нашего короля, он все равно был счастливее, чем мы когда-либо видели.
Один из них отлепился от стены, чтобы сказать:
— Такой молодой и такой грустный, пока не появились вы.
Тот, который стоял, покачиваясь, как мясистый ковер, вышел вперед.
— Мы увидим вас в безопасности, а убийца будет наказан. Ваш маленький гоблин пристыдил нас, чтобы мы защитили вас и младенцев; это наш последний долг перед лучшим королем во всем Фэйри.
Все летуны были очень старыми, так что «спасибо» могли воспринять, как оскорбление, но мне хотелось хоть что-то сказать.
— Как тебя зовут? — спросила я.