Там мы и вышли.
Я специально заговаривал с людьми, и они отвечали мне, принимая за приезжего. Объясняли, как пройти к ГУМу и где тут «Детский мир». Но вот когда мы просто шли в толпе, заметно выделяясь своими рюкзаками, да и одеждой, никто, как будто, нас не видел. В упор. Даже бдительные милиционеры, которых вокруг было достаточно.
Перейдя на станцию «Площадь Свердлова», мы дождались поезда и сели.
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Горьковская».
Моторы, пускавшие дрожь по полу, завыли, сначала медленно, потом все быстрее раскручивая колеса, и поезд втянулся в туннель.
Поругивая (про себя) Лахина с его опытами, я ждал, когда же нас перебросит обратно. Страх был – а вдруг я снова потеряю память? Тот Ромка, видать, забыл пару минут своей жизни. А вдруг у меня снова пропадут годы?..
Внезапно стук колес и вой моторов сменили тон – поезд подъезжал к станции. И вот она ворвалась, понеслась мимо, замелькали пилоны, выложенные светло-серым мрамором.
– Станция «Горьковская». Переход на станцию «Пушкинская».
– Доехали, – разлепил губы Лахин.
– Выходим? – глянул на меня Бунша.
– Потерпим, – процедил я.
– Осторожно, двери закрываются…
Зашипело, задренчало, завыло, застучало… Унеслось.
И снова темнота, мелькающие огни, вязки кабелей на бетонных стенах…
Поезд убавил ход. Я посмотрел на пассажиров. Они сидели, покачиваясь, дремля или сосредоточенно уставясь перед собой. Некоторые читали. И они что же – живые? Настоящие?
Выйдут сейчас, разойдутся по своим делам – кто домой, кто в театр, кто еще куда…
Мне стало немного не по себе. Это же не тени вокруг ходили, бесплотные, выдуманные, а люди! Думают же они сейчас о чем-то? Ну не куклы же это, не биороботы какие!
Неприятное, тяжелое и поганое чувство поселилось во мне.
– Станция «Маяковская».
Замелькали рифленые колонны и мозаики.
– Выходим, – буркнул я и поднялся, хватаясь за поручень – рюкзак тянул вниз.
Мы вышли на перрон, и вдруг как будто стало тише. Пассажиры торопливо расходились, и среди редеющей толпы были хорошо видны несколько человек, шедших «против течения». Но я видел только одного. Только одну. Свою бывшую жену.
Наташка была в обычных джинсах и кофточке, в кроссовках – весьма модно для 82-года. Проходившие мимо студентки завистливо поглядели на нее. Наталья шла неторопливо, по старой привычке погруженная в себя – голова ее была немного наклонена, она словно думала о чем-то. Раньше я всегда узнавал ее по этой походке.
– Ну, здравствуй, – сказал я.
Наташа сильно вздрогнула, подняла голову, и ее большие глаза стали еще больше.