Вырвав автомат из рук одного из убитых, я побежал к главному зданию.
Бежал и думал отрывками – и чем же я занимаюсь на другой планете? К контакту готовлюсь с иным разумом? Не-ет, истребляю однопланетников, носителей того самого разума. Ну, туда им и дорога…
Из узкого окна полетели стекла, и во двор высунулось черное дуло. Я метнулся в сторону, уходя с линии огня, и Федя тут же меня прикрыл, выпустив очередь из старого доброго ДШК. Пули крупного калибра разворотили раму, раскидав щепки, а стрелка разобрали на части.
Я со всей дури грохнул плечом в дверь, и засов не выдержал – пару часов назад в это самое место уже стреляли, используя автомат вместо ключа. Так что я с треском вломился в просторную гостиную высотой в два этажа. Внизу Саул устроил огромный камин, сложенный из камня, а поверху, вдоль трех стен проходила галерея, куда вела добротная деревянная лестница.
По ступеням как раз ссыпался боевик, ширя свои заплывшие глазенки и тряся «калашом». Пуля из «Гюрзы» опрокинула его, и на первый этаж спустился уже труп.
Еще двое выскочили из спальни наверху, подлетая к балюстраде, но я даже пистолет вскинуть не успел – грохнула винтовка Кузьмича, и бандос, эффектно сводящий обе руки с «Грачами», вдруг завертелся волчком, упал на балюстраду и кувыркнулся вниз.
Второй попрыгунчик шарахнулся в сторону, но пуля из «Зиг-Зауэра» достала и его.
– Кузьмич! Давай наверх, зачищай!
– Понял!
– Димон! Ко лян! В столовую!
Димон, тиская «сто третий», ворвался в столовую первым и заорал, пустив очередь над головами бандитов:
– Грабки на череп – и не дышать, падлы!
«Падлы», однако, не оценили его благородного порыва и ответили огнем. Как под шквалом пуль уцелел Резаный, для меня загадка.
Подхватив оброненный «Грач», я взял его в левую руку, а из правой я «Гюрзу» и не собирался выпускать.
Упав на одно колено в проеме дверей, я занялся отстрелом «редисок». Ох, там и морды были… Жуть!
Но все эти детали пришли на память потом, а тогда, напрягая мышцы до окостенения, я превратился в этакий автомат-приставку к своему оружию – выбирал цель и жал на спуск. Это длилось, максимум, три-четыре секунды, но мне те мгновенья показались вечностью.
Бандитская пуля вонзилась в косяк, выбивая щепки, еще одна прозудела совсем рядом, буквально сбривая мне волосы на макушке, а я все жал и жал на спуск.
Раненый Губошлеп сидел, прижавшись спиной к стене, жутко скалился, разевая безгубый рот, и стрелял веером, не целясь.
Откатившись, я встал и крикнул, задыхаясь от прилива адреналина:
– Кончай, Димон! Они все сдохли!
Кряхтя, Резаный поднялся, пачкая обои кровью.