Я взялся спереди, Федор – сзади, и мы понесли раненого.
– Скоро уже, – бодро пыхтел я. Хотел было добавить что-нибудь вроде «лишь бы все работало», но вовремя прикусил язык.
А в следующую минуту усомнился в своем позитивном прогнозе – скорого исцеления Саула. Нас не хотели пускать.
Откуда ни возьмись, появилось человек десять с ружьями, одетых кто во что горазд, длинноволосых и бородатых. Иные подвязывали свои патлы шнурками, превращая в «хвосты», а остальные так и ходили лохматыми. Совки!
– Стой! – крикнул кто-то из них, вскидывая руку.
Мы остановились, и Федор спросил:
– И че делать?
Я подумал и сказал:
– Опускай!
Мы опустили носилки, а я повернулся к Кузьмичу и решительно сказал:
– Будем считать, что я тебя вычислил, суперагент, и ты спалился. Давай, прочисти этим мозги!
Бунша внимательно посмотрел на меня и фыркнул насмешливо. Забросив винтовку за спину, он пошагал к встречающим. Не дойдя метров трех до «совков», он остановился и зачем-то снял сапог.
– Я спецуполномоченный Совета, – проговорил он раздельно, – вот мои документы.
С этими словами Кузьмич выдрал стельку и передал совку, чья пышная шевелюра была всклокочена в стиле «Я упал с сеновала».
Совок осторожно принял «документ», осторожно оторвал тряпицу, на которой что-то было написано, и даже стояла печать, вчитался. Кивнул и сказал глухим басом:
– Имеешь право. Эти с тобой?
– Так точно.
– Раненый?
– При смерти.
– Проходите!
Совки разошлись, и я не стал мешкать.
– Поднимаем!
Мы с Федором взяли носилки с Саулом и потащили к Цитадели. Эдик догонял нас, катя тележку с останками Терма.
– Спасибо, Кузьмич… – простонал Репнин, не раскрывая глаз.
– Не за что, – буркнул Бунша. – Что ж мы, не люди, что ли…
Треугольный проем оказался гигантским, хоть пару двухэтажных автобусов загоняй, и выводил в колоссальный зал, прохладный и гулкий.
– Там дальше коридоры… – сказал Саул слабым голосом. – Отсчитай третий слева…
– Где? – пригляделся я. – А-а… Вижу.
После яркого света глаза не сразу привыкли к полумраку, а когда зрение адаптировалось, я сразу различил целый ряд таких треугольных порталов, что и входной, разве что пониже и поуже – на один лондонский «даблдеккер».
Дальше был пандус. Тремя оборотами он поднимался вверх, до входа в небольшой по площади зал, зато с очень высоким потолком. Удивительно, но здесь, в глубине Цитадели, где должен был, по идее, царить полный мрак, было довольно-таки светло. Читать при таком освещении было нельзя, но все вокруг различимо вполне. Хотя никаких лампионов не видно. Вообще ничего не видно – голые стены с нишами, и никакой обстановки.