Он был младшим ребенком в семье. Сестры-близнецы и старший брат были сильными и красивыми, а Йован родился хилым и уродливым. То, что он рано научился говорить и читать, быстрее всех запоминал молитвенные тексты и мог повторить их без единой ошибки, ничего не меняло. До трех лет искривленные, слабые ноги не могли носить его тело, и Йован ползал, точно щенок с перебитыми лапами.
Потом, когда все же смог ходить, делал это неловко, с вывертом, как кособокий краб, которого мальчик видел на картинке в единственной книжке не духовного содержания, которая чудом очутилась в их доме.
Отец редко звал Йована по имени, никогда не называл сыном. Чаще он обращался к нему, называя безликим словом «мальчик», как будто хотел отгородиться от самого факта, что они родственники. Мать жалела его, но это была особая жалость, с поджатыми губами и ноткой осуждения. Кого она осуждала – себя саму, за то, что оказалась недостаточно хороша, чтобы родить здорового ребенка, или Йована, который посмел появиться на свет таким убогим и бесполезным, было непонятно.
Когда Йован плакал от боли в ногах, мать строго отчитывала его за слезы и отчаяние. Он должен радоваться тому, что уродился таким, говорила она, потому что это проявление высшей Божьей любви. Все знают, что если Господь желает отличить человека, то посылает ему страдания.
Йован изо всех сил старался в это поверить, но получалось плохо, и к тому же мать, похоже, и сама не верила собственным словам. А иначе почему часто повторяла, что такой сын, как Йован, родился у них с отцом в наказание за грехи?
Жили замкнуто, обособленно. Деревня называлась Плава планина и стояла на высоченной горе с таким же названием, на большой площадке почти у самой вершины.
Йован никогда не спускался с горы, он понятия не имел, какой жизнью живут люди там, внизу. Да и мало кто из их деревни это знал.
Дорога в гору была долгой и трудной. Если не знать, где и как пройти, запросто можно заблудиться или свалиться с обрыва в овраг. В лесу, который покрывал горы плотной стеной, жили дикие звери. Мать говорила, что если Йован вздумает отойти далеко от деревни, то они разорвут его на мелкие клочки.
Подняться на Плаву планину, подобраться к деревне можно было только с одной стороны – и на въезде всегда дежурил кто-то из мужчин, охранял вход. Потому что, несмотря на невообразимые сложности и опасности, люди все же изредка сюда забредали. Это были оборванные и несчастные бродяги, беглые преступники – отверженные обществом, гонимые скитальцы. Им не позволяли остаться, даже близко не подпускали к добротным домам. Гнали прочь палками и ружьями, как волков, – и они уходили, скаля зубы и огрызаясь, как волки.