Лавруха пососал трубку, закашлялся.
— Вы, ребята, не курите и не нюхайте. Баловство одно. Я на переменку шпарю — то в нос, то в горло… Да… Так вот как было дело-то, — продолжал Лавруха. — Я сам, конечно, не видал, но люди сказывали, жена его тоже говорила… в свое время в газете печатали… Значит, была зима. Бураны-метели гудели — ни зги не видать. Бронников ничего не видел, не слышал, все за работой сидел, часы делал. А началось все из-за попа. Купил поп карманные часы и всем показывал, хвалился. Поглядел часы и Николай Бронников. Занятно показалось. Попросил часы у попа на два дня. «Я, — говорит, — размеры сыму». Доверил поп часы и получил их обратно целехонькими, через два дня, как уговор был. Бронников-то, не будь дурак, все часы до последнего винтика и колесика разобрал, размеры со всего снял и на бумаге нарисовал… Ну, работает, значит, крышку из капа сделал. Кап — это наросты на березе бывают, будто бородавки огромные… Древесина каповая свилеватая, вся искручена и крепкая больно. Этот кап выщелачивают в горячей воде, пропаривают во влажных опилках. Оттого древесина делается этакая светло-палевая, чуть с краснинкой, будто ее розоватым туманом подернуло. А тоненькие жилочки яснее проступают, в кружевной рисунок переплетаются. Как начнешь каповую древесину политурой натирать, она блеск дает. Тогда жилочки как резцом прорезаются и в глубину уходят, будто и не в древесине они, а бог знает в чем — в хрустале либо в янтаре… Сделал Бронников корпус, за шестеренки и колесики разные принялся. А какие в карманных часах шестеренки? В руках нечего держать. Зубчики — едва глазом видно. А все они должны быть одинаковы, и шаг меж ими точно ровный. Чуть напильником лишнего тронул — точность нарушил… Первую шестеренку пять раз делал. Доделывал последний зубчик, надо было сострогнуть с папиросную бумагу. Рука потверже взяла — отлетел зубчик, два месяца труда впустую пошло. Другой раз в одном месте расстояние меж зубчиками больше, чем надо, получилось. Наверное, лишний раз напильником ширкнул. Целый день Миколай разглядывал шестеренку: думал, глаза подвели. Разглядывал, разглядывал и решил: глаз у него верный, а шестеренка испорчена… И так пять шестеренок забраковал, только шестой остался доволен… Это почти за год-то труда!
Пришла весна. Мужики — в поле пахать да сеять, а Миколай над своими часами сидит. Жена опять со слезами. Хозяйство, мол, забросил, все в деревне над ним смеются. «Правду говоришь, — сказал он жене, — хозяйство забросил, а часы бросить не могу: они, все равно как хворь, во мне, душе покою не дают. Умру, а не брошу…» Все хозяйство жена на себя приняла. Да много ли баба сделает! Ей и пахать, и сеять, и холсты ткать, и семью обшивать, и робятишек обихаживать… К осени корову продали. Пошла жена с детьми по миру с сумой на пропитание чужие куски собирать.