— Так, — дружно выдохнули в ответ.
— Это, товарищи, пока идея. Где-то попробуют, проверят на опыте, и сами колхозы будут постепенно переходить на денежную оплату. Сначала не будут выдавать зерно. Личное хозяйство останется. А в далеком будущем, конечно, будет только денежная оплата.
Видел Снегирев, что грустно молчаливыми оставались люди, когда они с Венковым уходили из мастерской. Прощаясь, Венков сказал:
— Напугались новизны. Например, механизатор с женой-дояркой зарабатывают в переводе на деньги, к примеру, триста рублей. Предложи оплату только деньгами — не согласятся. Психологически еще не готовы. Да и насчет пекарни и торговли хлебом они правы. Сначала наладить это надо, потом на денежную оплату. В пригородных селах при хорошем транспорте может привиться, а у нас…
— А этот, активный оратор-то, думающий. Кто он?
— Тракторист. Хороший работник. На собраниях никогда не выступает, а тут прорвало.
Отшумели, откружились метели. Днем пригревало, и на солнечной стороне домов капало с крыш. Уплотнился, подернулся блестящим настом снег. Стволы тополей и вишен отпотевали с южной стороны, а у корней обтаяли в снегу продолговатые ямки. На Волге, поверх льда появились промоины, густо-синие днем и черные к вечеру. В воздухе, наполненном гомоном воробьев и воркованием голубей, пахло свежевыстиранным, мороженным бельем. Почуяв весну, тоскливо мычали коровы.
Как-то Ника сорвала тополевую почку, и на пальцах осталась липкая остро пахучая желтизна.
Тревожнее стала в эти дни Ника, словно с убылью зимы что-то уходило из ее души. Но тревога эта не пугала, а волновала ожиданием нового, непережитого. Записалась на курсы механизаторов, где занималось немало ее сверстниц, замужних женщин, и даже два учителя. Сознание, что она учится делу, не только давало известное удовлетворение, но и поднимало ее в собственных глазах. «Не верят, что я могу серьезной быть, так я докажу. И в школе любили тихих учеников, которые трудных вопросов не задают, не думают, а только смотрят в рот учителю. И сейчас так же. Но я докажу!»
И по мере того как шли дни и как узнавала она что-то новое, в ней росло чувство надежной независимости.
Похудевшая, с бледным лицом, с чуть проступившими у носа веснушками, она стала еще проще, погрубела. Только глаза будто увеличились, блестели жарче и беспокойней.
Перепелкин при встрече весело спросил:
— Как жизнь молодая? В институт готовитесь?
— Да, понемногу.
— Поработали бы в колхозе годика три, а там мы вас послали бы в сельскохозяйственный.
— Ха! Это потому, что вы агроном. Были бы директором завода, говорили бы: поработайте у станка, и пошлем в механический институт. Каждый, Сергей Васильевич, смотрит с той ступеньки, на которой стоит.