— Я еще приеду. Оформлюсь на работе и приеду дня на два попрощаться со всеми. Тогда мы с тобой поговорим как следует.
И тут произошло то, чего Ника потом не могла объяснить. Весь мир вдруг исчез, все видимое рассеялось, уплыло в небытье, сердце замерло, и она почувствовала сладкое головокружение… Очнувшись, закрыла лицо ладонями. На губах горел еще поцелуй, а на подбородке осталось ощущение сильной мужской руки.
— Зачем ты это? — прошептала она, не поднимая лица.
— А что, тебе вдиковинку?
— Я никогда не целовалась ни с одним парнем.
— Верю.
— Да не для веры я говорю! — сердито сказала она и отняла ладони от красного лица. — Мне не важно — поверишь или нет.
— А мне не важно — целовалась ты с кем или нет. Если тебе неприятно — прости меня… Не один раз хотелось целовать тебя, но я глушил это в себе. А сегодня не совладал.
Видя, что сейчас лучше уйти, Владимир встал.
— Мне понятно твое состояние. Ты уж не сердись. Пойми одно: ты мне дорога. Но об этом потом, когда я приеду. Скажи только: ты не заскучаешь обо мне?
Подняв голову и поведя на него твердым взглядом повлажневших глаз, она ответила, ни секунды не колеблясь:
— Заскучаю.
— Милая! — Владимир протянул к ней руки.
— Не надо! — Вскочив на ноги, Ника скрылась в дверном проеме амбарушки.
— Скоро увидимся, а пока до свиданья!
— Будь здоров! — неприветливо ответила она.
Потоптавшись на месте, словно не зная, что ему делать, Владимир поклонился и пошел прочь. С глухим стуком закрылась за ним калитка.
В полутемной амбарушке Ника с чувством смятения прилегла на мешки, расстеленные на ларе. Слышала шаги уходившего Владимира. Потом долетел шум автомашины, далекие гудки парохода, ржание лошадей. Ника вдыхала запах нагретой солнцем травы и цветочной пыльцы, сеявшейся в воздухе. Ее потянуло на волю, на простор.
Накинув на голову пестренькую косынку, она торопливо пошла на свекольную плантацию. Яростно мотыжила землю. От ударов мотыги брызгала на босые ноги теплая пыль, в ноздри бил крепкий запах ядреной ботвы. Влажнело, размягчалось тело; думалось спокойнее, мир, простиравшийся вокруг, казался светлее.
Из головы не выходил Владимир, его слова: «Ты дорога мне». Что ответить ему, если опять скажет такое, когда приедет? Поехал, говорит, свое поле обрабатывать… А ее поле — вот оно… А может быть, ждет ее иное поле?.. Вон больницу строят, года за два закончат… Может, там?..
Дальше она не могла заглядывать. Что-то случилось с ней: меньше она думает об институте, меньше заниматься стала. Наверное потому, что лето, тянет в поле, в лес, на природу.