Все это — зримое и слышимое — входит в душу Ники, будоражит ее чувства, и она только вздыхает: «До чего ж тут хорошо!»
Лошади со стрекочущими косилками то приближаются, то удаляются, иногда доносит острый терпкий запах махорки, раздаются и смолкают человеческие голоса, смех. Звуки точильного бруска о косу звенят особенно четко и мелодично.
Все быстрей двигаются руки с граблями, все сильней желание ускорять и ускорять движение, чтобы каждым мускулом почувствовать упоение работой. Ника еще не устала, но ладони и пальцы от постоянного скольжения по ручке грабель начинают теплеть, и по рукам приятно разливается к плечам и спине что-то горячее.
А солнце поднимается над степным левобережьем, и остров заливает ярким светом, от которого невольно жмурятся глаза. От земли струятся пряные испарения, воздух становится суше, и тело покрывается солоноватым потом.
— Эх, дождя бы только не было, — слышит Ника знакомый голос соседки.
— Непохоже, — отвечает она и смотрит на чистое, без единого облачка небо.
— Кабы без дождя сено убрать, — мечтательно продолжает женщина, опираясь грудью на грабли. — Уж больно трава хороша! А дождем обмоет — не то уж сено-то.
— По радио не слышали про погоду?
— Передавали вчера, да ить на одни сутки. — Женщина принялась за работу.
После короткой передышки Ника почувствовала, что руки у нее уже не те, что были в начале работы: они стали тяжелее и непослушнее, но отдыхать сейчас некогда, надо поспевать за косилками, следом за которыми стелются валки срезанной травы. Кроме этих валков, Ника ничего уже не видит, от мелькания граблей рябит в глазах, пот струится по лицу, солонит губы, щиплет веки. От однообразного шума машин звенит в ушах, но она сквозь этот звон бессознательно улавливает и топот копыт, и шуршание шагов в траве, и редкий стук топора на стану.
* * *
Стол, скамьи вокруг него и навес наконец были сделаны. Тесаные жерди сахарно белели, распространяли остро-пряный запах.
— Ну, Славка, кажется, прочно, — сказал Алексей, пробуя сооружения на вбитых в землю кольях.
— Неделю выдержат — и ладно, — отозвался Славка, смахивая дробинки пота с веснушчатого лица.
— Пусть после нас останется надолго: может, кто и воспользуется, — ответил Алексей, пробуя сидеть на скамьях. — Ничего, даже пружинит. Лиза! — позвал он повариху, чистившую картошку под широким шатром дуба. — Попробуй посиди.
— Сейчас, — откликнулась девушка веселым голоском, а вскоре, раскрасневшаяся, улыбчивая, подошла, вытирая руки о фартук, села рядом с Алексеем, лукаво скосила на него глаза. — Ую-т-но-о! — пропела игриво и привалилась жарким плечом к Алексею.