Долго шумели шабашники, наконец, не встречая возражений, выдохлись и умолкли.
— Накричались? — спокойно спросил Венков. — Теперь послушайте меня. Кричать легче всего. Для этого не надо кончать университет. Кричать и я сумею, но не хочу, потому что в вас я уважаю людей. А кричать на человека — значит унижать его.
— Да ведь обидно! — не удержался Прошка.
— За что вам обидно?
— За заработок, за кровные трудовые денежки.
— А колхозникам не обидно? Ведь вы к ним в карман залезаете, трудодень обкрадываете.
— Какая же кража! — хором возмутились шабашники. — Мы честно, по договору, все законно.
— За-кон-но! — Венков усмехнулся. — Вы члены колхоза?
— Да.
— Ваши дома стоят на колхозной земле?
— Ну да.
— Вы в колхозе ни одного трудодня не выработали.
— А жены? Жены наши работают.
— Постойте! — Венков поднял руку, призывая этим жестом замолчать и дать ему высказаться до конца. — Членом колхоза является не двор, не семья, а персонально каждый трудоспособный. Вы своими женами не прикрывайтесь, речь идет о вас. Если бы и жены ваши не работали в колхозе, так мы лишили бы вас приусадебных участков, выселили бы из села.
— Ого! Приехал чужак да еще и свои порядки наводит.
Шабашники кричали каждый свое, размахивая кулаками, готовые полезть в драку.
Венков даже не шелохнулся. Смуглое лицо его потемнело от прихлынувшей крови, взгляд стал острее. Как ему хотелось ударить кулаком по столу, заставить замолчать эту ораву. Весь он подобрался, напружинился, твердо уперся подошвами в пол, сжал кулаки. Но сознание сдерживало клокотавшую в нем горячность.
Долго, до хрипоты шумели шабашники и вдруг утихли, пораженные внезапным, так не идущим к обстановке смехом Венкова.
— Вы над чем смеетесь? — тихо спросил Прошка. — Над нами смеетесь?
— Над вами, если хотите знать. — Венков перестал смеяться.
— А что в нас смешного?
— Мужики вы хорошие, некоторые славно воевали. А сейчас, в серьезном деле, горлопаните, страху на меня напускаете, спектакль устроили, да и плохой. Ну не смешно ли?! Вы люди взрослые, серьезные, и давайте говорить серьезно, а спектакль ваш мне смотреть некогда.
Шабашники опешили: это для них было неожиданностью.
— Вы или вливайтесь в колхозную строительную бригаду и работайте, как положено, или придется уехать из села. Созовем собрание, осудим вас и выселим куда-нибудь подальше, чтобы здешний воздух не портили. Жаловаться можете, куда угодно… Вот так… И еще одно скажу. Чужаком меня назвали. За это не обижаюсь. Да, я не здешний. Но я крестьянский сын. В меня кулаки из обреза стреляли. Выжил. И на войне был, и раны мог бы напоказ выставить. Но этим никого не удивишь… Идите и подумайте, как вам жить…