Она опять рассмеялась.
— Ты чего это?
— Поняла все, ну все как есть… до макового зернышка. Думала-гадала: за каким лядом было тебе ехать в Усовку? Оказывается… зов сердца, величие труда… и тэ-дэ, как пишут в газетах. — Ткнув указательным пальцем себе в висок, тряхнула прядями волос, золотом струившихся из-под серой вязаной шапочки. — Значит, соображалка у меня работает.
— Злая ты девка!
— Не сердись, Алексей Николаевич. Еще я поняла, что ты — молодой старик.
— То есть как?
— Очень уж умно рассуждаешь.
Несколько минут молчали. Потом Алексей спросил:
— Говорят, ты собираешься поступать в медицинский институт?
— Да.
— Разве ради заработка? Ведь ты знаешь, хлеб врачей не жирный… даже очень постный. Значит, влечет что-то тебя такое…
— Это верно, — согласилась она со спокойной покорностью. — Я уж пробовала поступить, да провалилась.
— А ты не теряйся, — подбодрил ее Алексей. — Сдавай еще.
— Ничего-то ты не понимаешь, — взорвалась она. — Думаешь, просто деревенской девушке в институт попасть. Черта с два! Передом идут золотые медалисты, отслужившие в армии, с трудовым стажем… А кроме того всякие-якие… дети медицинских работников и прочих.
— Набери полный балл.
— Да-а, — она по-ребячьи показала ему язык. — У меня пускай все на пятерки, а у бывшего солдата одни тройки, его примут, а меня… будьте здоровы, привет вашей маме!
Все, что она говорила, было известно Алексею, но ему хотелось хоть как-нибудь развеять настроение безнадежности, исходившее от каждого ее слова, и он сказал:
— Выходит, надо тебе на экзамен везти две клади: в голове знания, а в сумочке бумажку о работе.
— Да-а, — протянула она и развела руками.
Становилось темно. В окнах вспыхивал свет. Из школы шумными стайками высыпали ученики. Холодало. Со степи дул тугой ветер, мел сухую траву и листья.
Они шли и шли за село. Вот уже и огоньки школы померкли, и свист ветра в траве стал слышней.
— Тебе не холодно? — Алексей поднял на ней воротник куртки, ощутив рукой холодный подбородок.
— Спасибо! — Она поежилась и прижалась к его руке. — Пойдем назад.
В течение нескольких секунд, когда были произнесены эти самые обыденные слова, каждый из них почувствовал впервые в своей жизни острое мгновение. Для Алексея оно было значительным в том смысле, что он никогда еще не испытывал потребности заботиться о девушке, а сейчас она появилась и принесла ему радость. Нике незнакома была мужская нежность, и тем трогательней отозвалась она в ее сердце.
Маленькие лампочки, свисая на черных проводах с перекладин, струили жидкий ненадежный свет, придавая внутренности свинарника желтоватую окраску. Смутно проступали деревянные решетчатые загородки, стропила и балки, а все остальное пространство, куда бессилен был проникнуть свет, было густо-черным. Прошло несколько минут, прежде чем Ника, войдя с улицы, смогла различить то, что было освещено скудными лампочками. Постепенно глаза ее привыкли к темноте, приметили серые саманные стены и мохнатую изморозь на неплотно закрытых окошечках.