Потом вышли два подростка, обутые в лапти, и под веселый смех сплясали, припевая:
Эх, лапти мои, лапотопцы мои!
Износились — не спросились,
Истрепались — не сказались.
В зале подхлопывали плясунам, подтопывали. Особенно усердствовал в этом Прошка, пристукивая здоровой ногой об пол: был он до ранения лихим плясуном и сейчас весь ходуном ходил на месте.
Когда после подростков Зина Бомба читала стихи известного поэта, люди заскучали.
В ухо Венкова вползал шепот Перепелкина:
— Я же говорил Филатовой, чтобы называла фамилии композиторов, поэтов, а она объявляет только название произведения. Даже вести концерт надо учить.
— Да, надо и этому учить, — ответил Венков, продолжая глядеть на сцену, где устраивался с аккордеоном на коленях Славка, а по бокам от него стояли Ника и библиотекарша, худенькая девушка с остроносым птичьим личиком.
Славка выкрикнул:
— «На закате ходит парень…» Слова Исаковского, музыка Захарова. Исполнят Филатова и Кузьмина в моем музыкальном сопровождении.
Девушки пели задушевно, с легкой усмешливой грустью, и когда песня кончилась, их не отпускали, выкрикивали: «Еще! Давай еще!»
Девушки спели «В землянке», после чего занавес задернулся. Немного погодя Ника, раздвинув его половинки, вышла и, сияя от удовольствия, объявила:
— Перерыв на пятнадцать минут, потом кино.
* * *
— Все льет и льет. — Тамара Николаевна отошла от окошка, стала одеваться. На кровати в сером утреннем сумраке белели лицо и руки Николая Семеновича. Она наклонилась к нему, увидела смотрящие на нее глаза, погладила его по голове.
— Может, поживешь еще? — спросил он шепотом и притянул ее к себе, обнял.
— Не могу: я же слово дала на работе.
— На «козле» и то не проедешь, придется на лошади, — сказал он, спуская ноги с кровати.
— Мне хоть на козе, хоть пешком, а надо отправляться.
— Ты пока налаживаешь завтрак, я схожу на конный двор, велю приготовить подводу. Отвезу тебя сам.
— Зачем? Мог бы послать кого. Измучаешься. Ты и так не знаешь отдыха.
— Вчера отдыхал в клубе… Хочу побыть с тобой, поэтому повезу сам.
Натянув резиновые сапоги, а поверх ватника брезентовый плащ, Венков ушел, а Тамара Николаевна стала греть на примусе воду для чая, собирать на стол.
Поднялся Алексей.
— Спал бы, еще рано. — Тамара Николаевна посмотрела на часы. — Хотя уже восемь часов. Это из-за дождя так темно. Ты вчера когда пришел? Я так и не слышала, уснула.
— В час. После кино потанцевали, потом проводил девушку.
Наблюдая, как Алексей брился, потом умывался, надевал рубаху, Тамара Николаевна чувствовала радостную боль любви и тоски. Вырос сын, вытянулся вровень с отцом, только тоньше в талии да поуже в плечах. Смешалось в лице его отцовское с материнским. На вид мужчина, а хочется приласкать его, как маленького. Но знает она, такие парни уже чуждаются материнской ласки, и Тамара Николаевна сдерживает свой чувства, лишь с затаенной любовью смотрит на сына.