– Шабашим, – сказал Ильин, доставая из пакета фрукты и контейнеры с салатами. Люда ассистировала ему.
– А что за повод? – потер руки Демид Клочков, мясник.
– День рождения у меня вчера был.
– О, отец, ну, за такое и выпить не грех! Ванька, да брось ты ящики свои.
От алкоголя Ваня отказался. Соврал, что антибиотики принимает. Чокались без него: мужчины – алюминиевыми походными рюмками, Люда – пластиковым стаканчиком с вином. Ваня ел мандарин, очищал сосредоточенно и медленно прожевывал дольки.
Сдержанно улыбался анекдотам и исподтишка поглядывал на Люду.
Она была слегка полноватой, но симпатичной, с пышными формами и смоляными, до локтей косами. Пару раз она снилась Ване, голая, лежащая на палой, в шафрановых разводах, листве. Голодная, сладкая, как перезревшая брусника. Проснувшись, он застирывал плавки в ванной.
Первая бутылка прикончена. Клочков отлучился домой сказать жене, что припозднится. Мобильная связь сбоила. Обычное дело в их глуши.
– Простите, – встал из-за стола Ваня, – я собак покормлю.
Услышал в дверях вопрос Люды:
– А он кто? Казах?
– Якут, – сказал Ильин. – У него дед, говорят, шаманом на родине был.
Над гольцами, над тундрой, над урочищами и ручьями плывет глаз. Имя ему Иститок, размером он со спутник, ресницы пятиметровые. Иститок все видит: каждую былинку, каждую ягоду и каждый грех людской. Строго наказывает нарушителей. Ийратов насылает и кого похуже. Ванин дед узрел Иститок, отбывая срок в лагерях. Потому у него зрение особое, и у Вани по наследству тоже.
На улице безлюдно. Единственный автомобиль – припаркованный «мерседес» Ильина. В домах спят давно или умерли. За придорожным буераком – пустырь, неоновые вывески «Сбербанк» и «Танцевальная школа». В белесое ночное небо дымит труба районной котельной. Свет колченогого фонаря будто затвердел, кристаллизировался игрушкой с острыми гранями, пучком оранжевой проволоки.
Ваня вдохнул колючий воздух. Поддел ботинком собачью миску. Мясо в ней заиндевело, припорошенное снегом. Парень нахмурился, озирая пустырь.
– Найда! Отшельник! – посвистел, но дворняги не отозвались привычным радостным тявканьем. Он перевел взгляд на холмы вдали, черные пики сосен, впившиеся в небосвод. Контуры тайги с ее причудливыми тенями.
– Не помешаю? – спросила Люда, появляясь на пороге. Щелкнула колесиком зажигалки. Огонек озарил ее хорошенькое личико в пещере капюшона. – Как думаешь, сегодня будет северное сияние?
– Вряд ли, – ответил он и засунул руки глубже в карманы.
– Раньше во время сияния по городу парочки гуляли, – произнесла она мечтательно. – Только по нему и буду скучать, когда уеду.