Глубоко посаженные глазки вперились в девушку поверх Вани. Алчные, налитые кровью. Толстые губы искривились, вытянулись трубочкой. Затрепетали ноздри.
Люда переместилась к прилавкам. Глазки проводили ее.
– А ты ему понравилась, – сказал Клочков, обновляя рюмку. – Красавица и чудовище.
– Очень забавно, – огрызнулась девушка.
Великан перешел к дверям «Северянки». Поглядел сквозь стеклопакет. На оконце в пластиковом полотне не было решеток, но для существа оно было маленьким.
– Заберет тебя, Людочка, в тайгу, – глумился Клочков. – Или в гараж. Или откуда оно там выползло.
– Из нижнего мира, – сказал Ваня, и под потолком мигнули лампы.
Люда поежилась.
– В легендах говорится, что они блуждают между мирами.
– Миры, Людочка. Ты же хотела из нашей глухомани смотаться.
Высоко в горах, в ледяной пещере, обитает Улу Тойон, бог смерти. Черным туманом спускается он в долины, чтобы разрушать леса и истреблять деревни. Ураганы – это Улу Тойон. Болезнь скота – это Улу Тойон. Одержимые демонами медведи – его рук дело.
Будь проклят древний бог, с чьего позволения разгуливают по пограничью гиганты чучуны.
Ваня проскочил мимо Клочкова, в холод складского помещения. Боковая дверь выходила на тупиковый переулок среди домов. Фактически он зигзагом вел в пасть чудовища. Покачивались мерзлые оленьи туши на крюках, их тени плясали по кафелю. Шуршал полиэтилен. Парень ощупал лежащие на полках инструменты. Электрический нож, незаменимый при распиливании замороженного мяса. Топорики, молоток.
– Эй, Иван! Чучундра слиняла!
Ваня разодрал карман своей куртки так, чтобы поместился электрический нож. Зачехленное лезвие высовывалось из дыры. Он отобрал два тесака покрупнее.
В зале Клочков уминал салат и тихонько посмеивался. Угрюмая, напуганная Люда курила, примостившись в уголке.
– Вот, – Ваня положил тесаки на столик.
Клочков презрительно ухмыльнулся.
– Кем ты себя возомнил, Чаком Норрисом? Да этот здоровяк нам рыпнуться не даст.
Люда вздрогнула.
– Но ты же сказал…
– Что я сказал? – гаркнул мясник. – Сиди молча и жди спасателей. Или…
Клочков уставился на дверь. Лицо его побелело. Люда заверещала. Пальцы Вани оплели рукоять тесака.
Из оконца на них смотрел Ильин. Не весь Ильин – только его голова. Оторванная, буквально выкорчеванная. Чучун держал голову за волосы. Из ошметков шеи свиным хвостиком торчал позвоночник.
Клочкова стошнило прямо на стол.
Существо, скалясь, ткнуло в оконце страшной ношей. Нос мертвого Ильина хрустнул. От второго удара лопнули его губы, и резцы заскрипели о стекло. Третий удар разукрасил стеклопакет трещинами.