Горничную доктора я повесил на лосиных рогах. Лесовский улыбался и качал лысой головой:
– Это правда ты, Холод! Спустя столько лет, ты…
Он говорит, говорит, говорит. Словесный понос льется из его хлебальника. Возможно, он досконально знал, как Нонна Смолова управляла насекомыми и членистоногими, но, чтоб я сдох, если он понял, почему муравьи, заползая в детскую, складывали мое имя. Имя «Холод», написанное живыми черными тельцами. Как, но не почему.
Я медленно поворачиваюсь. Кабинет запятнан кровью. Из дверного проема торчат ноги в ботинках. Лоскут скальпа прилип к каминной полке.
Лесовский начинает говорить быстрее, будто для него жизненно важно исповедаться, похвастать передо мной:
– Сигнал ионизировал вещество, изменил его химический состав. Магнитное поле небывалой мощности поменяло вращение молекул и произвело тело высшего потенциала. Открылся путь, ведущий напрямую к гипоталамусу. Включились нейроны в правом и левом полушарии…
Мои пальцы поскрипывают на рукояти молотка. Я сбиваю фотографии со стола: доктор с охотничьими трофеями, в саванне, рядом с поверженным львом, грузящий в джип слоновьи бивни.
Я задаю последний вопрос:
– Какими способностями обладаю я?
Лесовский охотно просвещает меня. Он говорит о сверхчеловеке и новых богах, которые приходят из шишковидной железы.
Я примериваюсь к его голове. Сдвигаю сигарету в угол рта и щурюсь.
– Человечество проснется ото сна длиной в пятьсот тысяч лет, – восхищается Лесовский.
Я мысленно приглашаю мертвецов разделить со мной удовольствие. Представляю их позади: восемнадцать мальчиков и девочек, замученных, сожженных живьем в утробе лаборатории.
Я замахиваюсь.
– Ты бог! – восклицает Лесовский, и боек погружается в его темечко. Кровавая роса оседает на восторженном лице. Вторым ударом я загоняю молоток глубже. Череп проваливается, как яичная скорлупа. Он мертв, но я бью третий раз. Серая субстанция лезет из дыры. Я ворочаю молотком, расширяя трещину, вырываю инструмент, рисую в воздухе серо-розовую дугу.
Мертвецы аплодируют.
Я вытаскиваю изо рта окурок и тушу его об оголившийся мозг доктора. Сигарета шипит, и сизый дымок поднимается из пролома.
Мое украшенное гвоздями сердце – инсталляция ко Дню святого Валентина – требует сейчас же ехать в город. Но мозг, холодный, как моя фамилия, спорит с сердцем. Нужно набраться сил.
Я встаю на сторону мозга. Я ждал свою бабочку шестнадцать лет. Потерплю сутки.
Не спеша обхожу особняк. Стекла дрожат от штормового ветра. Фантомы воют за окнами.
Я осматриваю роскошную спальню доктора, кровать, на которой вместилась бы ватага подопытной ребятни. Сидя на корточках у холодильника, ем курицу, сыр, спагетти. Продолжаю изучать дом и обнаруживаю подвал, а в нем лабораторию.