Я собиралась посмотреть в разных книгах и выбрать, что мне больше всего понравится. Но Каченка сказала:
– Не надо, я знаю, что тебе прочитать. Не будем ничего искать, послушай. Йозеф Вацлав Сладек[35]:
Я еще девушка юная слишком,
словно березка вон та у плетня.
Все впереди – и любовь, и детишки,
только вот вырастит мама меня.
Снова на Троицу юноши наши
в лес за зеленой добычей идут.
Девичье сердце от радости пляшет,
ленты на деревце майском цветут.
Рано пока мне водиться с парнями,
не доросла еще. Но через год
суженый мой с голубыми глазами
майское деревце мне принесет.[36] – Ну что, правда красивое?
– Каченка, я не буду это читать, – сказала я.
– Как это не будешь? Почему бы тебе это не прочесть? Тебе больше хочется что-нибудь о Готвальде, да?
– Нет, но это мне не очень нравится.
– Как не нравится?
– Ну, не знаю, оно какое-то странное.
– Почему странное? Оно красивое.
– Ну, суженый этот, не знаю… Оно такое, очень о старинном.
– Да, суженый, и что, это же красиво. Так раньше говорили.
– Но так уже не говорят, и все будут надо мной смеяться.
– Почему они будут над тобой смеяться?
– Я не знаю, потому.
Я стеснялась сказать Каченке, что хуже всего это «не доросла еще». Что подумают мальчики? Конечно, про грудь. Не хочу ничего читать ни о каком парне. Эх.
– Кто смеется над таким красивым стихотворением, тот глупец, и ты можешь на это спокойно наплевать!
Как Каченка не понимает? Наплевать, наплевать… Разве она не знает, каково мне будет опять?
Я вспомнила, что неделю назад Каченке на голову упала балка, и решила ничего не говорить. Хорошо еще, что январь не скоро, может, к тому времени она об этом забудет.
Еще в январе должна быть премьера «Золушки» на балете, но непонятно, будет ли она, потому что этот заморский принц Сианук, который танцевал принца, вдруг перестал к нам ходить и никто его нигде не видел. Теперь придется все начинать заново, с новым принцем, и мы, наверное, не успеем.
Я купила Пепичеку инерционную машинку, а Каченке красивую коробку, там внутри принцессная ткань и в ней в таких углублениях лежат два розовых мыла и один маленький одеколон. Сверху на коробке красивыми буквами написано «ЭЛИДА». Пани продавщица сказала, что это называется набор. Он стоил тридцать две кроны, и у меня уже почти ничего не осталось. Но дедушка Франтишек добавил мне десять, так что я еще смогла купить закопской бабушке на двенадцать крон замечательные духи – они называются «Живые цветы», и в них действительно плавают серые комочки.
Еще приезжал пражский дедушка Брдёх. Он достал из сумки большой полиэтиленовый пакет, на котором нарисован Микулаш, сказал: «Ну, что тут у нас?» – и стал вынимать из него бананы, апельсины и ананас. Как обычно. Потом он показал нам жонглирование апельсинами, посвистел животом и снова уехал. Еще он дал Каченке две упаковки миндаля для рождественских сладостей и Пепе – пару поношенных ботинок. Веселый дедушка, жаль, что он не приезжает к нам почаще.