Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир (Метаксас) - страница 40

Портрет Иоганна фон Штаупица

Видя мучения Лютера, Штаупиц проникся к нему интересом и отеческой заботой. Роль этого человека в жизни Мартина трудно переоценить. Рано увидел он в Лютере талант и большой потенциал – и делал все возможное, чтобы помочь ему найти свой путь. Штаупиц – а также его связи и знакомства, прежде всего с курфюрстом Фридрихом и в Виттенбергском университете – сыграли в жизни Лютера столь значительную роль, что без всего этого Лютера и представить себе невозможно. Однако – вот еще одна любопытная деталь этой удивительной истории, – выведя Лютера на правильный путь, сам Штаупиц за ним не последовал.

Что, если это неправда?

Мартин Лютер

Путь Лютера – от преданного сына Церкви до вождя Реформации, порвавшего с Церковью – занял много лет и представлял собой постепенную трансформацию. Не было второго удара молнии, заставившего его перепрыгнуть из Средневековья прямиком в Новое время; не было какой-то четкой границы, разделяющей две эпохи. Однако в 1517 году произошло важное событие, поставившее Лютера на одну из сторон великого богословского раскола.

Отчасти процесс этот начался с того, что Лютер осознал себя искателем истины, – а такая жизненная позиция неизбежно вела к сомнению в расхожих «истинах», всеми принимаемых на веру. В какой момент любить Церковь стало означать для Лютера – задавать ей вопросы? Когда понял он, что его долг – прямо и смело, хоть и с любовью, указывать на ее ошибки? Если Церковь – хранительница всякой истины, что делать, когда замечаешь проблеск истины вне Церкви? А если в Церкви видишь проблески лжи? В какой момент признать, что и то, и другое возможно – и чем это объяснить? Вопросы не из легких.

Многие из этих вопросов предстали перед Лютером, когда он начал читать Аристотеля. Аристотель, греческий философ IV века до н. э., очевидно, христианином не был. Однако средневековые схоласты высоко ценили Аристотеля и его писания и считали необходимым включать их в богословие Церкви. Аристотель лежал в основе схоластики, вершиной которой стали труды Фомы Аквинского (XIII век). Однако где-то между чтением Аристотеля и блаженного Августина Лютер обнаружил некую зацепку – совсем крохотную, но важную; и решил за нее потянуть.

В 1889–1890 годах в публичной библиотеке в Цвиккау, в семидесяти пяти милях к востоку от Эрфурта, кто-то набрел на собрание старинных книг в пятнадцати томах – как выяснилось, принадлежавшее Лютеру и сопровождавшее его в монастырских занятиях. Находка была знаменательная. Несколько томов составляли труды блаженного Августина. На полях нашлись заметки, сделанные почерком Лютера, так что у историков появилась возможность следить за ходом его мысли. Из книг, исчерканных и исписанных рукою молодого Лютера, стало очевидно, что очень рано – уже осенью 1509 года, в двадцать пять лет – заметил он между Августином и Аристотелем значительные и тревожные расхождения. В одном из примечаний на полях он пишет: «Августин при помощи разума доказывает, что вся философия ничего не стоит. Вообразите только, что это значит!» Рукописи Августиновых «О Троице» и «О Граде Божьем» Лютер сопроводил своими краткими аннотациями. В одной из них он пишет: «Более чем поразительным кажется мне смелое утверждение наших ученых, что Аристотель ни в чем не противоречит истине Католической Церкви»