Подобрали меня и прошли мы еще дальше по рву. Ну, тут вдохновение такое нашло. Танки в стороне проходили немецкие, и стал я по ним стрелять. Не боялся совсем, а сбоку из автоматов немцы ударили. Меня сдернули, я обратно спрятался.
Поляков Юрий Николаевич.
14 октября снова пошли в наступление. От моего отделения ПТР остался я, одно ружье и еще человек. Мы оба вместе держались. Побежали, а немцы, видно, засекли. Вторая мина уже попала — разорвалась, в нескольких метрах, впереди нас. Хорошие, видно, были минометчики. Я получил семь осколков — четыре в ноги, три в руку. А впереди меня бежал Гродек, западный белорус, так ему полчерепа снесло.
Попал я в госпиталь, а оттуда — в самоходную артиллерию. В госпитале с самоходчиком познакомился. Он меня и сагитировал. «Пойдем?» — спрашивает. Я отвечаю: «Пойдем». Я еще боялся, думал: не возьмут, а там с распростертыми объятиями приняли, заряжающим. Не хватало людей — экипажи выбивали моментально. Так и началась моя танковая эпопея.
Попал я тогда в 1888-й отдельный полк самоходной артиллерии, 3-я армия Горбатова. У нас в армии 3 полка было — 1812 (как мы называли, восемнадцать-двенадцать), 1888 и 1900. На корпус по одному полку для поддержки. Это было в конце ноября 44-го. Потом мы попеременно, по две батареи стояли в танковой засаде. От передовой недалеко, километра два или полтора. Выкопаны были капониры и сверху замаскированы под стог сена. В случае чего передняя крышка откидывалась, и можно было стрелять. Две батареи отдыхали, две несли дежурство. Это было в Польше, на Наревском плацдарме, севернее Рожан.
14 января 45-го началось наступление на Восточную Пруссию. Артподготовка была сильная. Туман, авиации не было, шли без всякого авиационного прикрытия. Метров 80 видимость, не больше — просто в темноту идешь. Редко-редко где пехота появится. Проскочили немного, слышим — стрельба. Счетверенные немецкие зенитки 20-миллиметровые, «эрликоны». Мы их «собаками» называли. Слышим — где-то за спиной, рядом. Повернули немного, видим — там полукапонир, в нем установки, амбразуры в нашу сторону. При случае их выкатывали и стреляли по воздуху. Ну, мы их подавили сразу. Мы поддерживали тогда штрафбат. Такие отчаянные ребята. Выползаем — лежит наша пехота.
Мы спрашиваем: «Немцы далеко?» А они отвечают: «Да их и нету здесь». Мы поехали вперед, а они поднимаются и за нами следом. Метров 300 прошли мы, наверное, смотрим — в прицел-то хорошо видно — окопы, пулеметы немецкие МГ-34 на треногах стоят, их от нашего «дегтяря» отличить легко, и каски. Мы притормозили — немцы! Ну, назад. Тогда уже «фаусты» были. Сожгут же к черту. Стали мы отходить, а штрафники смеются. Им все равно. И вышли мы в аккурат на минное поле. К счастью, противопехотное. А грохотало-то под гусеницами — страх просто. Не знаешь, то ли на днище ложиться, не то наверх вылезать. Но проскочили.