Это ужасно, это невероятно ужасная вещь — быть одному. По-настоящему одному, как я, когда рядом существует лишь Нептун, и лишь его дыхание напоминает мне, что я не единственный обитатель этой слепой и бессмысленной вселенной. Солнце и звезды, которые вращаются над головой в своих бесконечных циклах, кажется, несутся через горизонт, не обращая ни на что внимания — и в последнее время я тоже не обращаю на них внимания, потому что не могу сосредоточиться на них с нормальным постоянством. Море, которое кружится или струится подо мной, ничто иное, как бессмысленный хаос абсолютной пустоты.
Я считал себя человеком исключительной самодостаточности, выходящим за рамки мелких нужд скучного и банального общества. Как я ошибался! — потому что я жажду увидеть другое лицо, услышать звук другого голоса, почувствовать прикосновение других рук, независимо от того, предлагают ли они ласки или удары. Что угодно, что угодно, чтобы утешить меня тем, что мои мечты действительно ложны и что я на самом деле не одинок.
И все же здесь лишь я. Я и я буду. Мир в двухстах милях отсюда; я не смогу узнать ничего о нем еще в течение целого года. И это в свою очередь, но не более! Я не могу отбросить свои мысли, будучи в тисках этого болезненного настроения.
13 января. Еще два дня — еще два столетия! — прошло. Неужели не прошло и двух недель, как я был замурован в этой тюремной башне? Я поднимаюсь на вершину своей темницы и смотрю на горизонт; меня окружают не стальные прутья, а колонны, столбы и поверхность дикой и бушующей воды. Море изменилось; серые небеса сотворили волшебство, так что я стою в окружении буйства, которое грозит превратиться в бурю.
Я отворачиваюсь, потому что больше не могу терпеть это, и спускаюсь в свою комнату. Я стремлюсь писать — книга смело началась, но в последнее время я не могу выдать ничего конструктивного или творческого, и через мгновение я отшвыриваю перо и выбираюсь из-за стола. Чтобы бесконечно шагать в узких, круглых границах моей башни мучений.
Дикие слова эти? И все же я не одинок в своем страдании — Нептун, о Нептун, верный, спокойный, безмятежный, тоже это чувствует. Возможно, это лишь приближение бури его так волнует, поскольку Природа имеет более близкое родство со зверем. Он постоянно стоит рядом со мной, поскуливает, и приглушенный рев волн вне нашей тюрьмы заставляет его дрожать. В воздухе ощущается холод, который не может рассеять наша печь, но не холод угнетает его… Я только что поднялся на платформу и посмотрел на зрелище грозы. Волны фантастически высоки; они несутся против маяка в титаническом буйстве. Эти прочные каменные стены ритмично содрогаются при каждом их натиске. Вспененное море больше не серое — вода черная, черная, как базальт, и такая же тяжелая. Оттенки неба стали гуще, так что в данный момент горизонт не виден. Я окружен вздымающейся чернотой, гремящей передо мной… Я вижу, как вдали сверкает молния. Буря скоро разразится, и Нептун жалобно воет. Я поглаживаю его дрожащие бока, но бедное животное сжимается. Кажется, он боится даже моего присутствия; может ли быть так, что мои собственные черты передают равное беспокойство? Я не знаю — я только чувствую, что беспомощен, попал в ловушку здесь и ожидаю милости бури. Я не могу писать дальше.