Непроглядная темнота не окутала, не сгустилась через серые сумерки, она упала или обрушилась взрывом, это первое, что я сумела осознать, после того, как пришла в себя. Вернее, как пришла в себя, обычно это сопровождается открыванием глаз или как минимум появлением ощущения своего тела где-то и как-то, ну мне так кажется. Я же просто в темноте стала мыслить и давать оценки. При этом я почему-то точно знала, что с момента наступления темноты прошло некоторое время и, кажется, немаленькое. И ответить себе на, может, главный вопрос: "Где я?! И что со мной?!" я была не в состоянии. В отличие от прошлого раза, когда сознание мне пришлось собирать долго и мучительно буквально по кусочкам, теперь самоосознавание пришло практически сразу, и память обо всём произошедшем до прогулки по набережной Владика была яркая и чёткая. Правда, совершенно не факт, что я всё ещё в теле Николая Оттовича Эссена. Эх! Стыдно, ведь себе обещала, что доведу его до птичек на погонах, а Машеньку соответственно сделаю адмиральшей!
В результате этих мыслей и абсолютной бесплодности всех попыток хоть куда-то из этой темноты выбраться, я провалилась в состояние какой-то депрессивной безнадёги-опустошённости. Были бы глаза, хоть поплакала бы себе в удовольствие, это же такое удивительное состояние, когда ласковая подушка готова принять текущие из глаз слёзы, а всё тело нежно качает сладкая истома какой-то нереальной эйфории и единения с чем-то высшим и всепрощающим. И слёзы, словно светлый майский дождик омывают, обновляют, смывают всё гадкое и плохое, возрождают к жизни под искристыми тёплыми солнечными лучами. Но глаз у меня здесь нет, а соответственно на слёзы и подушку можно не надеяться.
Не знаю, когда бы я начала выбираться из этого тёмного депрессивного подвала, но как это бывает, очень ко времени пришла злость! Нет, вы наверно не поняли, это не мужская досада по пролитому на штаны чаю, или о проигрыше наших в финале, даже не связанная с болью и унижением злость на избивших и ограбивших хулиганов на тёмной улице. Ко мне пришла та самая женская злость, в которой волчица Ракша-Сатана вышла за "своего лягушонка" против тигра Шер-Хана, и он такой большой и сильный не рискнул встать у неё поперёк дороги. Все бывшие пути, которыми я пользовалась раньше, были блокированы, но я приняла как факт, что я всё ещё в теле Николая, а поэтому мне нужно выбраться, пусть не так, как это получалось раньше, значит по-другому. Я после нескольких десятков неудачных попыток сформировала ментальный щуп, который вышел слабенький, как сдуваемая ветром одинокая травинка, но щуп – это не травинка, пусть тонкий, но это, прежде всего, информация и путь, а не древко копья обязанное выдержать и не сломаться, чтобы донести свой стальной острый наконечник. Щуп – это совершенно иное качество и явление, если угодно. Вот, как шахтёр своим отбойным молотком, я вгрызлась щупом в ближайшую стенку тьмы.