– Виновен по всем пунктам. – Отец шутливо, будто капитулируя, поднимает руки. – Но скажи мне, сынок, – он подходит к окну и крутит запястьем, – эта идея вдохновила бы тебя на спасение человечества?
Экран оживает, показывая бурю за окном. Дождь барабанит по стенам Башни, вспышки молнии освещают грязные облака, окрашивая комнату в жутковатый пурпурный цвет.
– Хотел бы ты спасти наш род, который сделал все, чтобы полностью уничтожить планету, свою кормилицу? – задает вопрос отец, и в его глазах горит огонь, какого я никогда видел с тех пор, как мы сюда переехали. Когда Вивиан вытащила его из канавы забвения и дала ему цель, дала власть.
– Если это ее выбор, тогда, конечно, мы его заслуживаем. Но что дает нам право решать за нее? – спрашиваю я, сохраняя ровный и спокойный тон.
– Боже мой, мальчик, ты заговорил, как они. – Он кивает на неясные силуэты городских облакоскребов, что проступают вдали. Мой вопрос явно вызывает у него отвращение.
Повисает тишина. Атмосфера сгущается. Я чувствую, как недовольство мною нарастает в нем, словно приближающийся шторм. Сигналы, что он проецирует, пронизаны ненавистью. Отец даже смотреть на меня не может.
– Как она? – спрашиваю я.
– Тебе не позволено знать это, пока ты отстранен, – отвечает он.
– Ой, да ладно, отец. Она в порядке? – настаиваю я.
Он закрывает глаза и вздыхает. Его плечи сутулятся под накрахмаленной темно-красной рубашкой. – Думаю, тебе пора вернуться в общежитие и заняться учебой, – прямо заявляет он.
– Отсылаешь меня в детскую? Я уже не ребенок.
Он выдерживает паузу. Я чувствую, что его бесит мое упрямство, но твердо стою на своем. Уходить я никуда не собираюсь.
– Зачем ты сюда пришел? – спрашивает он, очевидно, желая избавиться от меня.
– Мне нужны ответы.
В комнате тихо, и отец по-прежнему стоит у окна. В стеклах его очков отражаются молнии, атакующие город. Отражение увеличенное и искаженное. Таким он видит мир.
– Ответы? – спрашивает он.
Я киваю.
– Ответы требуют вопросов, – уточняет он.
– Коринна Уоррен, – говорю я медленно. Это имя никогда не произносят здесь, разве что шепотом за закрытыми дверями. Я испытываю странный трепет, когда оно слетает с моих губ.
У отца дергается бровь. Он щурится, и морщинки в уголках глаз становятся глубже, скрывая под собой веснушки и родинки. – Имя – это не вопрос, – говорит он.
– Нет, но это имя вызывает столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать. Я слышал так много историй о матери Евы, так много всяких версий, и, если хоть одна из них правдива…
– Да? – Отец прерывает мое молчание.