Во сне она часто приходит ко мне вместе с отцом, хотя я видела Коринну только на фотографиях и в видеоинтервью с ней, которые мне показывали. Она светится от счастья, любовно поглаживая живот. Из обрывков этих бесед толком не поймешь, что там обсуждают, но я просматривала их много-много раз. Я изучала их так же тщательно, как досье претендентов.
Я совсем на нее не похожа. Я – копия отца.
Мать Нина заполнила пустоту, которую оставили в моей душе родители. Невыносимо думать о том, что я больше никогда не увижу ее, и она не разбудит меня утром; меня мучает мысль о том, что я не попрощалась с ней и не поблагодарила за все, что она для меня сделала, за то, что она отдала собственную жизнь.
Когда Вивиан покинула мою комнату и оцепенение прошло, я дала волю слезам, оплакивая смерть матери Нины. Моя душа черна и тяжела, как одежды, которые мне разрешили носить.
Я в трауре.
Я скорблю в тишине своей спальни, даже не помышляя о прогулках. Просто сижу на кровати, снедаемая чувством вины и печалью.
Каждый раз, когда раздается стук в дверь, я на мгновение забываю о пережитом ужасе, ожидая увидеть мать Нину, но, наверное, пришло время оставить эту нелепую надежду и позволить ей упокоиться с миром. Вивиан сдержала обещание и разрешает нам попрощаться с матерью Ниной так, как мы хотим, выразив всю свою любовь и благодарность.
За несколько минут до начала траурной церемонии я сижу на Капле – мне нужно побыть одной. Мой взгляд прикован к облакам, когда сзади подходит Холли и садится рядом со мной.
Она не здоровается. Не пытается навязать разговор или разузнать, как я себя чувствую, чтобы они могли провести психоанализ и оценить мое душевное состояние. Она просто сидит, позволяя мне быть самой собой. Вот почему я знаю, что это она.
Он.
Брэм.
Я мысленно благодарю их за то, что позволили моей Холли прийти ко мне в самый тяжелый день моей жизни. Я не могу смотреть на нее, но мне достаточно и ее присутствия.
Молчание утешает. Это то, что мне нужно. Я закрываю глаза и вдыхаю тишину.
– Ладно, пойдем. – Хрипотца в моем голосе напоминает о том, что я почти не разговаривала все эти дни. – Нас, наверное, ждут. – Я поднимаюсь.
Сердце щемит от боли, когда я смотрю на Башню, сознавая, что иду прощаться. Я делаю медленный вдох, пытаясь остановить слезы, и поднимаю взгляд к небу.
– Я здесь, – произносит Холли так тихо, что мне кажется, будто ее голос звучит лишь в моем воображении.
Сглатывая ком, я киваю. Ее жест дорогого стоит.
Мне удается сделать первый шаг, и вот мы уже идем обратно через верхний сад, где собираются остальные Матери. Как и мы с Холли, все они в черном, со скорбными лицами, но все равно пытаются улыбаться, и мы обмениваемся объятиями. Мы едины в горе утраты.