Дочка моя оказалась сущим подарком — она никогда не болела, и за первый учебный год я не пропустила ни одного урока; поэтому на второй год меня выбрали председателем месткома. Считалось, что «Бригитта всегда и все вывезет», и к этому так привыкли, что были неприятно удивлены, когда на собрании я попросила, чтобы отчетный доклад, подготовленный мной, прочитала другая учительница, — у меня вдруг все поплыло перед глазами.
Освальд обрадовался как ребенок и, как это свойственно мужчинам, ни с того ни с сего решил, что на этот раз будет мальчик. Он купил стиральную машину, чтобы облегчить мой труд, и однажды я настолько забылась, что позволила себе повесить во дворе белье, только что вынутое из центрифуги.
— Странные вещи творятся у Рохоллей, — возвращаясь с покупками на следующий день, услышала я на лестничной клетке голос соседки сверху; и хотя терпеть не могу подслушивать, я открыла дверь нашей квартиры лишь после того, как двери наверху захлопнулись. — Знаете, с каких пор висит их белье на дворе?
— Да нет, откуда мне знать, — ответил голос пенсионера, ее соседа по площадке.
— С двух часов ночи! — был ответ. Я представила себе удивленное лицо старика и тут же услышала, как он сказал:
— Да я давно спал в это время!
Но соседка не унималась:
— У них что ни ночь свет горит! И в два часа, и в пять. Странные вещи творятся в нашем доме!
Я решила, что придется сделать на окна жалюзи.
На этот раз у меня уже не спрашивали, не хочу ли я освободиться от своих общественных обязанностей. Нашего директора как раз послали учиться в высшую партшколу, и меня попросили его замещать — коллеги решили, что сидеть в директорском кресле мне будет легче, чем вести уроки в классах. А я обрадовалась потому, что планы на новый учебный год можно будет составлять дома.
Родился и впрямь мальчик. Муженек сиял от гордости и ни за что не соглашался вывозить малыша гулять в старой Анеттиной коляске. Была куплена новая, высокая, с большими колесами и ножным тормозом. В старой соседские дети катали друг друга по двору.
Вскоре после моего возвращения на работу нашего директора перевели в другую школу, только-только построенную: у него уже был опыт сколачивания педагогического коллектива. Меня назначили его преемницей. На торжественном собрании по случаю моего вступления в должность какой-то газетчик спросил моего мужа, не он ли прежний директор.
— Куда мне, — ответил тот. — Я всего лишь супруг новой директрисы.
Дома он называл меня не иначе как «мадам начальница». Мне не нравился тон, каким он это произносил; и однажды, чистя щеткой его пиджак, я обнаружила выпавшую из кармана записку. Я ее подняла. И прочла: «Милый мой Ослик! Если нынче вечером опять не сможешь прийти, буду ждать тебя возле почты завтра после работы. Сменщица в курсе и отпустит меня вовремя. Жду тебя с нетерпением, твоя Пышечка». Несколько дней спустя я увидела их обоих — они стояли перед витриной магазина «Ткани». Девушку я сразу узнала — она работала в нашем почтовом отделении, и я часто покупала у нее юбилейные марки. Она не доставала моему дорогому Освальду до плеча, зато волосы ниспадали у нее чуть ли не до пышно-округлого задика. Она ткнула пальчиком в перлоновую ткань с узором из роз, и они вошли в магазин, так меня и не заметив.