Душа у нее есть. И, насколько я знаю, она считает, даже с избытком. Вот почему иногда кажется, что жизнь по большей части вещь тяжкая. Часто слишком тяжкая. Душа. Кто может позволить себе такую роскошь, как душа. Ее, скорее, прятать надо. Маскировать. Ведь Рези живет не в какой-нибудь обители, укрытая от мирских треволнений. И не в уютном особняке за глухим забором, Наконец, у Рези просто недостаточно денег, чтобы давать волю душе.
На мой взгляд, Рези ущербный человек. Не в том смысле, какой вкладывают в это слово в наши дни. И надеюсь, меня не сочтут бестактной за то, что я позволяю себе такое выражение. Но оно напрашивается.
Душевно ущербный. Я охотно написала бы что-нибудь о племени Азра, но уже вижу протестующий, неодобрительный жест, который делает Рези, — избави бог! никакого пафоса, относящегося на счет ее персоны, Рези не терпит. Но скажу по секрету: что-то общее с племенем Азра, кажется мне, есть у моей Рези.
Однажды именно это ее чуть не подвело. Именно это. И прошел не год и не два, прежде чем она снова пришла в себя, зализала раны, оперилась, а как же иначе? — и, что самое главное, сумела придать себе еще и вид человека в меру уравновешенного и довольного собой. Но Рези никому не рассказывала о пережитом. Только мне как-то раз, обстоятельно и со всеми подробностями. Но об этом я должна молчать. В те годы она почерпнула немало житейской мудрости, нашедшей отражение в следующей сентенции, которую Рези так часто повторяет: «Одного лишь со мной больше не случится: чтобы я опять оказалась участницей банальной комедии с тремя действующими лицами, когда женщины прибегают среди ночи и решительным или срывающимся голосом, воздевая или заламывая руки, или как-нибудь еще, требуют вернуть их законных мужей. Точно я держала тех на привязи. И чтобы потом муженьки уползали, скуля и причитая и клянясь в величайшей любви, — оправдываясь тем, что, дескать, они стольким обязаны своим женам».
Рези, впрочем, никогда не удается в полной мере придать своему голосу соответствующий цинический или по крайней мере злобный тон; бывает, взор ее затуманивается, тогда она надевает дымчатые очки.
Опытный читатель заметит, быть может: мы приближаемся к сути дела. Хотя ни о чем подобном и речи быть не может. По воле Рези. А она долгие годы считала себя человеком сильной воли.
С некоторых пор Рези нередко по ночам (в тех случаях, когда просыпается, а просыпается она как по часам — около двух, не раньше и не позже, и только в особо счастливых случаях засыпает снова до шести часов утра) задается вопросом: сколько раз человек может умереть? Иногда она встает и смотрит из темной комнаты в парк, освещенный луной. И думает: может, и стоило бы решиться. И, может, так оно было бы лучше. Но затем Рези стискивает зубы и заставляет себя думать на тему «грех и ответственность». Тему ответственности я затрагиваю здесь только вскользь, речь идет о дочери Рези, как говорится, от первого брака.